Page 463 - Тихий Дон

к вам на санках! Мажьте пятки салом — скоро в гости приедем!»
С середины ноября красные перешли в наступление. Они упорно оттесняли казачьи
части к линии железной дороги, однако перелом в операциях наступил позднее. 16 декабря
красная конница после длительного боя опрокинула 33-й полк, но на участке Вешенского
полка, развернувшегося возле хутора Колодезянского, натолкнулась на отчаянное
сопротивление. Из-за оснеженной кромки гуменных прясел вешенцы-пулеметчики встречали
противника, наступавшего в пешем строю, шквальным огнем. Правофланговый пулемет в
опытнейших руках каргинского казака Антипова бил с рассеиванием вглубь, выкашивал
перебегавшие цепи. Сотня крылась дымом выстрелов. А с левого фланга уже тронулись две
сотни в обход.
К вечеру вяло наступавшие красноармейские части сменил только что прибывший на
фронт отряд матросов. Они пошли в атаку на пулеметы в лоб, не ложась, без крика.
Григорий стрелял непрерывно. Задымилась накладка. Ствол накалился и обжигал
пальцы. Охладив винтовку, Григорий снова вгонял обойму, ловил прижмуренным глазом
далекие черные фигурки на мушку.
Матросы сбили их. Сотни, разобрав лошадей, проскакали хутор, выметнулись на бугор.
Григорий оглянулся и безотчетно бросил поводья. С бугра далеко виднелось тоскливое
снежное поле с мысами занесенного снегом бурьяна и лиловыми предвечерними тенями,
лежавшими по склонам балок. По нему на протяжении версты черной сыпью лежали трупы
порезанных пулеметным огнем матросов. Одетые в бушлаты и кожаные куртки, они чернели
на снегу, как стая присевших в отлете грачей.
К вечеру, расчлененные наступлением, сотни, потерявшие связь с Еланским полком и
бывшим справа от них одним из номерных полков Усть-Медведицкого округа, стали на
ночевку в двух хуторах, расположенных у крохотной речонки, притока Бузулука.
Уже в сумерках Григорий, возвращаясь от места, где по приказанию командира сотни
он расставил заставы, встретился в переулке с командиром полка и полковым адъютантом.
— Где третья сотня? — натягивая поводья, спросил командир.
Григорий ответил. Всадники тронули лошадей.
— Потери в сотне большие? — отъехав, спросил адъютант; ответа он не расслышал,
переспросил: — Как?
Но Григорий пошел, не отвечая.
Всю ночь через хутор тянулись какие-то обозы. Возле двора, где ночевал с казаками
Григорий, долго стояла батарея. Сквозь одинарное оконце слышались матерная брань, крик
ездовых, суетня. В хату входили обогреваться номера, ординарцы штаба полка, каким-то
образом очутившиеся в этом хуторе. В полночь, разбудив хозяев и казаков, вломились трое
из прислуги батареи. Они неподалеку в речке увязили орудие и решили заночевать, чтобы
утром выручить его быками. Григорий проснулся, долго глядел, как батарейцы, кряхтя,
счищая с сапог липкую мерзлую грязь, разуваются и развешивают на боровке подземки
мокрые портянки. Потом вошел по уши измазанный офицер-артиллерист. Он попросился
переночевать, стянул шинель и долго с безразличным видом размазывал по лицу рукавом
френча брызги грязи.
— Одно орудие мы потеряли, — сказал он, глядя на Григория покорными, как у
усталой лошади, глазами. — Сегодня такой бой был, как под Мачехой. Нас нащупали после
двух выстрелов… Ка-ак саданет — и моментально перешиб боевую ось! А орудие стояло на
гумне. Уж куда лучше замаскировано было!.. — К каждой фразе он привычно и, наверное,
бессознательно пристегивал похабное ругательство. — Вы Вешенского полка? А чай пить
будете? Хозяюшка, вы бы нам самоварчик, а?
Он оказался болтливым, надоедливым собеседником. Чай поглощал без устали. И через
полчаса Григорий уже знал, что родом тот из Платовской станицы, окончил реальное, был на
германской войне и два раза неудачно женился.
— Теперь аминь Донской армии! — говорил он, слизывая пот с бритой губы острым и
красным языком. — Война приходит к концу. Фронт завтра расползется, а через две недели