Page 468 - Тихий Дон

Мамонтов, обычно неряшливый, но на этот раз подтянутый, блистающий сизым глянцем
свежевыбритых щек, ходил по перрону, окруженный офицерами. Ждали поезда. Около
вокзала топтались и дули на посиневшие пальцы музыканты военного оркестра. В карауле
живописно застыли разномастные и разновозрастные казаки низовских станиц. Рядом с
седобородыми дедами стояли безусые юнцы, перемеженные чубатыми фронтовиками. У
дедов на шинелях блистали золотом и серебром кресты и медали за Ловчу и Плевну, казаки
помоложе были густо увешаны крестами, выслуженными за лихие атаки под Геок-Тепе,
Сандепу и на германской — за Перемышль, Варшаву, Львов. Юнцы ничем не блистали, но
тянулись в струнку и во всем старались подражать старшим.
Окутанный молочным паром, пригрохотал поезд. Не успели еще распахнуться дверцы
пульмановского вагона, а капельмейстер уже свирепо взмахнул руками, и оркестр зычно
дернул английский национальный гимн. Мамонтов, придерживая шашку, заспешил к вагону.
Краснов радушным хозяином вел гостей к вокзалу мимо застывших шпалер казаков.
— Казачество все поднялось на защиту родины от диких красногвардейских банд. Вы
видите представителей трех поколений. Эти люди сражались на Балканах, в Японии,
Австро-Венгрии и Пруссии, а теперь сражаются за свободу отечества, — сказал он на
превосходном французском языке, изящно улыбаясь, царственным кивком головы указывая
на дедов, выпучивших глаза, замерших без дыхания.
Недаром Мамонтов, по распоряжению свыше, старался в подборе почетного караула.
Товар был показан лицом.
Союзники побывали на фронте, удовлетворенные вернулись в Новочеркасск.
— Я очень доволен блестящим видом, дисциплинированностью и боевым духом ваших
войск, — перед отъездом говорил генерал Пул Краснову. — Я немедленно отдам
распоряжение, чтобы из Салоник отправили сюда к вам первый отряд наших солдат. Вас,
генерал, я прошу приготовить три тысячи шуб и теплых сапог. Надеюсь, что при нашей
помощи вы сумеете окончательно искоренить большевизм…
…Спешно шились дубленые полушубки, заготовлялись валенки. Но что-то не
высаживался в Новороссийске союзнический десант. Уехавшего в Лондон Пула сменил
холодный, высокомерный Бриггс. Он привез из Лондона новые инструкции и жестко, с
генеральской прямолинейностью заявил:
— Правительство его величества будет оказывать Добровольческой армии на Дону
широкую материальную помощь, но не даст ни одного солдата.
Комментарии к этому заявлению не требовались…

XII

Враждебность, незримой бороздой разделившая офицеров и казаков еще в дни
империалистической войны, к осени 1918 года приняла размеры неслыханные. В конце 1917
года, когда казачьи части медленно стекались на Дон, случаи убийств и выдачи офицеров
были редки, зато год спустя они стали явлением почти обычным. Офицеров заставляли во
время наступления, по примеру красных командиров, идти впереди цепей — и без шума,
тихонько постреливали им в спины. Только в таких частях, как Гундоровский георгиевский
полк, спайка была крепка, но в Донской армии их было немного.
Лукавый, смекалистый тугодум Петро Мелехов давно понял, что ссора с казаком
накличет смерть, и с первых же дней заботливо старался уничтожить грань, отделявшую его,
офицера, от рядового. Он так же, как и они, говорил в удобной обстановке о никчемности
войны; причем говорил это неискренне, с великой натугой, но неискренности этой не
замечали; подкрашивался под сочувствующего большевикам и неумеренно стал заискивать в
Фомине, с тех пор как увидел, что того выдвигает полк. Так же, как и остальные, Петро не
прочь был пограбить, поругать начальство, пожалеть пленного, в то время как в душе его
припадочно колотилась ненависть и руки корежила судорога от зудящего желания ударить,
убить… На службе был он покладист, прост — воск, а не хорунжий! И ведь втерся Петро в