Page 609 - Тихий Дон

камня-плитняка, а потом круто заворачивала к Дону, спускалась в неглубокий суходольный
ярок, через который был перекинут бревенчатый мост.
В сухую погоду теклина яра желто отсвечивала песком, цветастой галькой, а после
летнего ливня с бугра в яр стремительно скатывались мутные дождевые потоки, они
сливались, вода шла на низ стеной, вымывая и ворочая камни, с гулом ввергаясь в Дон.
В такие дни мост затопляло, но ненадолго; через час-два бешеная нагорная вода,
недавно разорявшая огороды и вырывавшая плетни вместе со стоянками, спадала, на
оголенной подошве яра свежо сияла влажная, пахнущая мелом и сыростью омытая галька, по
краям коричневым глянцем блистал наносный ил.
По обочинам яра густо росли тополя и вербы. В тени их стояла прохлада даже в самую
жаркую пору летнего дня.
Прельстившись холодком, возле моста расположилась застава Вешенской иногородней
дружины. В заставе было одиннадцать человек. Пока в хуторе не появлялись беженские
подводы, дружинники, лежа под мостом, играли в карты, курили, некоторые,
растелешившись, очищали швы рубах и исподников от ненасытных солдатских вшей, двое
отпросились у взводного — пошли на Дон купаться.
Но отдых был кратковременным. Вскоре к мосту привалили подводы. Они двигались
сплошным потоком, и сразу в сонном тенистом проулке стало людно, шумно, душно, словно
вместе с подводами свалилась в хутор с обдонского бугра и едкая степная духота.
Начальник заставы, он же командир 3-го взвода дружины, — высокий сухой
унтер-офицер с подстриженной бурой бородкой и большими, по-мальчишески
оттопыренными ушами, — стоял около моста, положив ладонь на потерханную кобуру
нагана. Он беспрепятственно пропустил десятка два подвод, но, усмотрев на одной арбе
молодого, лет двадцати пяти, казака, коротко приказал:
— Стой!
Казак натянул вожжи, нахмурился.
— Какой части? — строго спросил взводный, подойдя к арбе вплотную.
— А вам чего надо?
— Какой части, спрашиваю. Ну?
— Рубеженской сотни. А вы кто такие есть?
— Слазь!
— А кто вы такие?
— Слазь, говорят тебе!
Круглые ушные раковины взводного жарко вспыхнули. Он отстегнул кобуру, вытащил
и передал в левую руку наган. Казак сунул вожжи жене, соскочил с арбы.
— Почему не в части? Куда едешь? — допрашивал его взводный.
— Хворал. Еду зараз на Базки… С семейством нашим еду.
— Документ о болезни есть?
— Откель он могет быть? Фершала не было при сотне…
— А, не было?.. Ну-ка, Карпенко, отведи его в школу!
— Да вы кто такие из себя?
— А вот там мы тебе покажем, кто мы такие!
— Я должен в свою часть направляться! Не имеешь прав меня задерживать!
— Сами тебя направим. Оружие при тебе?
— Винтовка одна.
— Бери, да живо у меня, а то враз нашвыряю! Какой молодой, с-с-сукин сын, а под
бабу лезешь, хоронишься! Мы, что ли, тебя должны защищать? — И с презрением кинул
вслед: — Казу-ня!
Казак вынул из-под полсти винтовку, взял жену за руку, целоваться при людях не стал,
лишь черствую женину руку на минуту задержал в своей руке, шепнул что-то, пошел следом
за дружинником к хуторской школе.
Скопившиеся в проулке подводы с громом устремились по мосту.