Page 818 - Тихий Дон

свете не бывает». Одну подлость опровергаю — она мне другую говорит, другую
опровергаю — она мне третью подносит, так у нас всенощная и идет до зари… Иной раз
начертеет ее слухать — уйду под сарай спать, а другой раз прийдешь выпимши, и ежели она
молчит, не ругается — я уснуть не могу, истинный бог! Чего-то мне вроде не хватает,
какая-то чесотка на меня нападет, — не усну, и шабаш! И вот затрону супругу, и опять она
пошла меня казнить, ажник искры с меня сыпются! Она у меня от черта отрывок, а деваться
некуда, пущай лютует, от этого она злей в работе будет, верно я говорю? Ну, пойду,
прощайте! То ли уж мне в яслях переночевать, не тревожить ее нынче?
— До дома дотянешь? — смеясь, осведомился Григорий.
— Раком, а доползу! Али я не казак, Пантелевич? Даже очень обидно слухать.
— Ну, тогда — с богом!
Григорий проводил друга за калитку. Вошел в кухню.
— Что ж, потолкуем, Михаил?
— Давай.
Они сидели друг против друга, разделенные столом, молчали. Потом Григорий сказал:
— Что-то у нас не так… По тебе вижу, не так! Не по душе тебе мой приезд? Или я
ошибаюсь?
— Нет, ты угадал, не по душе.
— Почему?
— Лишняя забота.
— Я думаю сам прокормиться.
— Я не об этом.
— Тогда об чем же?
— Враги мы с тобой…
— Были.
— Да, видно, и будем.
— Не понимаю. Почему?
— Ненадежный ты человек.
— Это ты зря. Говоришь ты это зря!
— Нет, не зря. Почему тебя в такое время демобилизовали? Скажи прямо?
— Не знаю.
— Нет, знаешь, да не хочешь сказать! Не доверяли тебе, так?
— Ежли б не верили — не дали бы эскадрон.
— Это на первых порах, а раз в армии тебя не оставили, стало быть, дело ясное, браток!
— А ты мне веришь? — глядя в упор, спросил Григорий.
— Нет! Как волка ни корми, он в лес глядит.
— Ты выпил нынче лишнего, Михаил.
— Это ты брось! Я не пьяней твоего. Там тебе не верили и тут веры большой давать не
будут, так и знай!
Григорий промолчал. Вялым движением он взял с тарелки кусок соленого огурца,
пожевал его и выплюнул.
— Тебе жена рассказывала про Кирюшку Громова? — спросил Михаил.
— Да.
— Тоже не по душе был его приезд. Как только услыхал я, в этот же день…
Григорий побледнел, глаза его округлились от бешенства.
— Что ж я тебе — Кирюшка Громов?!
— Не шуми. А чем ты лучше?
— Ну, знаешь…
— Тут и знать нечего. Все давно узнатое. А потом Митька Коршунов явится, мне тоже
радоваться? Нет, уж лучше бы вы не являлись в хутор.
— Для тебя лучше?
— И для меня, да и народу лучше, спокойнее.