Page 833 - Тихий Дон

заградительными отрядами, был послан на подавление этого восстания.
В бою на подступах к селу Сухой Донец вешенский эскадрон под командованием
Якова Фомина атаковал цепи повстанцев с фланга, смял их, обратил в бегство и вырубил при
преследовании около ста семидесяти человек, потеряв всего лишь трех бойцов. В эскадроне,
за редким исключением, все были казаки — уроженцы верховых станиц Дона. Они и здесь
не изменили вековым казачьим традициям: после боя, несмотря на протесты двух
коммунистов эскадрона, чуть ли не половина бойцов сменила старенькие шинели и
теплушки на добротные дубленые полушубки, снятые с порубленных повстанцев.
Через несколько дней после подавления восстания эскадрон был отозван в станицу
Казанскую. Отдыхая от тягот военной жизни, Фомин развлекался в Казанской как мог.
Завзятый бабник, веселый и общительный гуляка — он пропадал по целым ночам и
приходил на квартиру только перед рассветом. Бойцы, с которыми Фомин держал себя
запанибрата, завидев вечером на улице своего командира в ярко начищенных сапогах,
понимающе перемигивались, говорили:
— Ну, пошел наш жеребец по жалмеркам! Теперь его только заря выкинет.
Тайком от комиссара и политрука эскадрона Фомин захаживал и на квартиры к
знакомым казакам-эскадронцам, когда ему сообщали, что есть самогон и предстоит выпивка.
Случалось это нередко. Но вскоре бравый командир заскучал, помрачнел и почти совсем
забыл о недавних развлечениях. По вечерам он уже не начищал с прежним старанием своих
высоких щегольских сапог, перестал ежедневно бриться, впрочем, на квартиры к хуторянам,
служившим в его эскадроне, изредка заходил, чтобы посидеть и выпить, но в разговорах
оставался немногословным.
Перемена в характере Фомина совпала с сообщением, полученным командиром отряда
из Вешенской: политбюро Дончека коротко информировало о том, что в Михайловке,
соседнего Усть-Медведицкого округа, восстал караульный батальон во главе с командиром
батальона Вакулиным.
Вакулин был сослуживцем и другом Фомина. Вместе с ним они были некогда в корпусе
Миронова, вместе шли из Саранска на Дон и вместе, в одну кучу, костром сложили оружие,
когда мятежный мироновский корпус окружила конница Буденного. Дружеские отношения
между Фоминым и Вакулиным существовали до последнего времени. Совсем недавно, в
начале сентября, Вакулин приезжал в Вешенскую, и еще тогда он скрипел зубами и
жаловался старому другу на «засилие комиссаров, Которые разоряют хлеборобов
продразверсткой и ведут страну к гибели», В душе Фомин был согласен с высказываниями
Вакулина, но держался осторожно, с хитрецой, часто заменявшей ему отсутствие природного
ума. Он вообще был осторожным человеком, никогда не торопился и не говорил сразу ни да,
ни нет. Но вскоре, после того как он узнал о восстании вакулинского батальона, всегдашняя
осторожность ему изменила. Как-то вечером, перед выступлением эскадрона в Вешенскую,
на квартире взводного Алферова собрались эскадронцы. Огромная конская цебарка была
полна самогоном. За столом шел оживленный разговор. Присутствовавший на этой попойке
Фомин молча вслушивался в разговоры и так же молча черпал из цебарки самогон. Но когда
один из бойцов стал вспоминать, как ходили в атаку под Сухим Донцом, Фомин, задумчиво
покручивая ус, прервал рассказчика.
— Рубили мы, ребята, хохлов неплохо, да как бы самим вскорости не пришлось
горевать… Что, как приедем в Вешенскую, а там у наших семей продотряды весь хлебец
выкачали? Казанцы шибко обижаются на эти продотряды. Гребут они из закромов чисто, под
метло…
В комнате стало тихо. Фомин оглядел своих эскадронцев и, натянуто улыбаясь, сказал:
— Это я — шутейно… Глядите, языками не надо трепать, а то из шутки черт те чего
сделают.
По возвращении в Вешенскую Фомин, сопровождаемый полувзводом красноармейцев,
поехал домой, в хутор Рубежный. В хуторе, не заезжая к себе во двор, он спешился около
ворот, кинул поводья одному из красноармейцев, пошел в дом.