Page 835 - Тихий Дон

— Они об тебе не дюже понимают! Старший ихний говорит: «Все без разбору должны
сдавать хлебные лишки. Нехай он хоть Фомин, хоть сам окружной председатель — все одно
лишний хлеб возьмем!» С тем и начали по закромам шарить.
— Я с ними, мамаша, сочтусь. Я сочтусь с ними! — глухо проговорил Фомин и,
наскоро попрощавшись с родными, вышел.
После поездки домой он осторожно стал разведывать, каково настроение бойцов его
эскадрона, и без особого труда убедился в том, что в большинстве своем они недовольны
продразверсткой. К ним приезжали из хуторов и станиц жены, дальние и близкие
родственники; привозили рассказы о том, как продотрядники производят обыски, забирают
весь хлеб, оставляя только на семена и на продовольствие. Все это привело к тому, что в
конце января на гарнизонном собрании, происходившем в Базках, во время речи окружного
военкома Шахаева эскадронцы выступили открыто. Из рядов их раздавались возгласы:
— Уберите продотряды!
— Пора кончать с хлебом!
— Долой продовольственных комиссаров!
В ответ им красноармейцы караульной роты кричали:
— Контры!
— Расформировать сволочей!
Собрание было длительным и бурным. Один из немногочисленных коммунистов
гарнизона взволнованно сказал Фомину:
— Надо тебе выступить, товарищ Фомин! Смотри, какие номера откалывают твои
эскадронцы!
Фомин незаметно улыбнулся в усы:
— Я же беспартийный человек, разве они меня послухают?
Отмолчавшись, он ушел задолго до конца собрания вместе с командиром батальона
Капариным. По дороге в Вешенскую они заговорили о создавшемся положении и очень
быстро нашли общий язык. Через неделю Капарин на квартире у Фомина, с глазу на глаз
говорил ему:
— Либо мы выступим сейчас, либо не выступим никогда, так ты это и знай, Яков
Ефимович! Надо пользоваться моментом. Сейчас он очень удобен. Казаки нас поддержат.
Авторитет твой в округе велик. Настроение у населения — лучше и придумать нельзя. Что
же ты молчишь? Решайся!
— Чего ж тут решаться? — медленно, растягивая слова и глядя исподлобья,
проговорил Фомин. — Тут дело решенное. Надо только такой план сработать, чтобы все
вышло без заминки, чтобы комар носу не подточил. Об этом и давай говорить.
Подозрительная дружба Фомина с Капариным не осталась незамеченной. Несколько
коммунистов из батальона устроили за ними слежку, сообщили о своих подозрениях
начальнику политбюро Дончека Артемьеву и военкому Шахаеву.
— Пуганая ворона куста боится, — смеясь, сказал Артемьев. — Капарин этот — трус,
да разве он на что-либо решится? За Фоминым будем смотреть, он у нас давно на примете,
только едва ли и Фомин отважится на выступление. Ерунда все это, — решительно заключил
он.
Но смотреть было уже поздно: заговорщики успели столковаться. Восстание должно
было начаться 12 марта в восемь утра. Было условлено, что в этот день Фомин выведет
эскадрон на утреннюю проездку в полном вооружении, а затем внезапно атакует
расположенный на окраине станицы пулеметный взвод, захватит пулеметы и после этого
поможет караульной роте провести «чистку» окружных учреждений.
У Капарина были сомнения, что батальон не полностью его поддержит. Как-то он
высказал это предположение Фомину. Тот внимательно выслушал, сказал:
— Лишь бы пулеметы захватить, а батальон твой мы после этого враз усмирим…
Тщательное наблюдение, установленное за Фоминым и Капариным, ничего не дало.
Встречались они редко и то лишь по служебным делам, и только в конце февраля однажды