Page 854 - Тихий Дон

Отскакав саженей двадцать, он оглянулся. Фомин, Капарин, Чумаков и еще несколько
бойцов бешеным наметом шли позади, в каких-нибудь десяти саженях от него. Пулеметы в
лесу смолкли, лишь крайний справа бил короткими злыми очередями по суетившимся около
обозных повозок фоминцам. Но и последний пулемет сразу умолк, и Григорий понял, что
красноармейцы — уже на месте стоянки и что позади началась рубка. Он догадывался об
этом по глухим отчаянным вскрикам, но редкой прерывистой стрельбе оборонявшихся. Ему
некогда было оглядываться. Сближаясь в стремительном броске с шедшей навстречу лавой,
он выбирал цель. Навстречу скакал красноармеец в куцем дубленом полушубке. Под ним
была серая не очень резвая лошадь. Как при вспышке молнии, за какое-то неуловимое
мгновение Григорий увидел и лошадь с белой звездой нагрудника, покрытого хлопьями
пены, и всадника с красным, разгоряченным, молодым лицом, и широкий пасмурный
просвет уходящей к Дону степи — за ним… В следующий миг надо было уклоняться от
удара и рубить самому. В пяти саженях от всадника Григорий резко качнулся влево,
услышал режущий посвист шашки над головой и, рывком выпрямившись в седле, только
кончиком своей шашки достал уже миновавшего его красноармейца по голове. Рука
Григория почти не ощутила силы удара, но, глянув назад, он увидел поникшего, медленно
сползавшего с седла красноармейца и густую полосу крови на спине его желтой дубленки.
Серая лошадь сбилась с намета и шла уже крупной рысью, дико задрав голову, избочившись
так, словно она испугалась собственной тени…
Григорий припал к шее коня, привычным движением опустил шашку. Тонко и резко
свистали над головой пули. Плотно прижатые уши коня вздрагивали, на кончиках их
бисером проступил пот. Григорий слышал только воющий свист посылаемых ему в угон
пуль да короткое и резкое дыхание коня. Он еще раз оглянулся и увидел Фомина и Чумакова,
за ними саженях в пятидесяти скакал приотставший Капарин, а еще дальше — лишь один
боец второго взвода, хромой Стерлядников, отбивался на скаку от двух наседавших на него
красноармейцев. Все остальные восемь или девять человек, устремившиеся следом за
Фоминым, были порублены. Разметав по ветру хвосты, лошади без седоков уходили в
разные стороны, их перехватывали, ловили красноармейцы. Лишь один гнедой высокий
конь, принадлежавший фоминцу Прибыткову, скакал бок о бок с конем Капарина,
всхрапывая, волоча следом за собой мертвого хозяина, не высвободившего при падении ногу
из стремени.
За песчаным бугром Григорий придержал коня, соскочил с седла, сунул шашку в
ножны. Чтобы заставить коня лечь, понадобилось несколько секунд. Этому нехитрому делу
Григорий выучил его в течение одной недели. Из-за укрытия он расстрелял обойму, но так
как, целясь, он спешил и волновался, то лишь последним выстрелом свалил под
красноармейцем коня. Это дало возможность пятому фоминцу уйти от преследования.
— Садись! Пропадешь! — крикнул Фомин, равняясь с Григорием.
Разгром был полный. Только пять человек уцелело из всей банды. Их преследовали до
хутора Антоновского, и погоня прекратилась, лишь когда пятеро беглецов скрылись в
окружавшем хутор лесу.
За все время скачки никто из пятерых не обмолвился ни одним словом.
Возле речки лошадь Капарина упала, поднять ее уже не смогли. Под остальными
загнанные лошади качались, еле переставляли ноги, роняя на землю густые белые хлопья
пены.
— Тебе не отрядом командовать, а овец стеречь! — сказал Григорий, спешиваясь и не
глядя на Фомина.
Тот молча слез с коня, стал расседлывать его, а потом отошел в сторону, так и не сняв
седла, сел на поросшую папоротником кочку.
— Что ж, коней прийдется бросить, — сказал он, испуганно озираясь по сторонам.
— А дальше? — спросил Чумаков.
— Надо пеши перебираться на энту сторону.
— Куда?