Page 91 - Тихий Дон
P. 91

табачном  дыму,  как  в  мешке,  сидел  у  порога  старый  губатый  человечина.  Григория
               горничная провела в дом. В передней воняло псиной и неподсохшими звериными шкурами.
               На  столе  валялся  чехол  от  двустволки  и  ягдташ  с  истрепанными  зелеными  шелковыми
               махрами.
                     — Молодой барин зовет к себе. — Из боковых дверей выглянула горничная.
                     Григорий опасливо оглядел свои грязные сапоги, шагнул в дверь.
                     На  кровати,  стоявшей  под  окном,  лежал  сотник;  на  одеяле  —  коробка  с  гильзами  и
               табаком. Начинив папиросу, сотник застегнул ворот белой сорочки, сказал:
                     — Рано ты. Подожди, сейчас отец придет.
                     Григорий стал у двери. Через минуту по скрипучему полу передней зашаркали чьи-то
               шаги. Густой низкий бас спросил в дверную щель:
                     — Не спишь, Евгении?
                     — Входите.
                     Вошел старик в черных кавказских бурках. Григорий глянул на него сбоку, и первое,
               что ему кинулось в глаза, — это тонкий покривленный нос и белые, под носом желтые от
               курева, широкие полудуги усов. Старик был саженного роста, плечист и худ. На нем дрябло
               обвисал  длинный  верблюжьего  сукна  сюртук,  воротник  петлей  охватывал  коричневую,  в
               морщинах, шею. Близко к переносице сидели выцветшие глаза.
                     — Вот, папа, кучер, которого я вам рекомендую. Парень из хорошей семьи.
                     — Чей это? — буркнул старик раскатом гудящего голоса.
                     — Мелехова.
                     — Которого Мелехова?
                     — Пантелея Мелехова сын.
                     — Прокофия знал, Пантелея тоже знаю. Хромой такой, из черкесов?
                     — Так точно — хромой. — Григорий тянулся струною.
                     Он помнил рассказы отца об отставном генерале Листницком — герое русско-турецкой
               войны.
                     — Почему нанимаешься? — грохотало сверху.
                     — Не живу с отцом, ваше превосходительство.
                     — Какой же из тебя будет казак, ежели ты наймитом таскаешься? Отец, отделяя тебя,
               разве ничего не дал?
                     — Так точно, ваше превосходительство, не дал.
                     — Тогда другое дело. Ты с женой нанимаешься?
                     Сотник резко скрипнул кроватью. Григорий повел глазами, увидел — сотник моргает,
               дергает головой.
                     — Так точно, ваше превосходительство.
                     — Безо всяких превосходительств. Не люблю! Цена восемь рублей в месяц. Это обоим.
               Жена будет стряпать на дворовых и сезонных рабочих. Согласен?
                     — Так точно.
                     — Чтоб  были  в  имении  завтра  же.  Займешь  в  людской  ту  половину,  в  которой  жил
               прежний кучер.
                     — Как  ваша  вчерашняя охота? —  спросил  сын  у  старика  и  опустил  на  коврик  узкие
               ступни.
                     — Выгнали  из  Гремячего  лога  лисовина,  гнали  до  леса.  Старый  попался,  обманул
               собак.
                     — Казбек все хромает?
                     — У него, как оказалось, вывих. Ты поскорей, Евгений, завтрак стынет.
                     Старик повернулся к Григорию, щелкнул сухими, костлявыми пальцами.
                     — Шагом — марш! Завтра к восьми часам чтобы был здесь.
                     Григорий вышел за ворота. У заднего фасада амбара борзые грелись на подсохшей от
               снега  земле.  Старая  сука  со  старушечьим  взглядом  затрусила  к  Григорию,  обнюхала  его
               сзади  и  провожала  до  первой  балки,  понуро  опустив  голову,  ступая  шаг  в  шаг.  Потом
   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95   96