Page 92 - Тихий Дон
P. 92

вернулась.

                                                              XII

                     Аксинья  отстряпалась  рано,  загребла  жар,  закутала  трубу  и,  перемыв  посуду,
               выглянула в оконце, глядевшее на баз. Степан стоял возле слег, сложенных костром у плетня
               к  мелеховскому  базу.  В  уголке  твердых  губ  его  висела  потухшая  цигарка;  он  выбирал  из
               костра  подходящую  соху.  Левый  угол  сарая  завалился,  надо  было  поставить  две  прочные
               сохи и прикрыть оставшимся камышом.
                     С  утра  на  верхушках  Аксиньиных  скул  —  румянец,  в  молодом  блеске  глаза.  Не
               укрылась перемена от Степана; завтракая, спросил:
                     — Ты чего?
                     — А чего я? — Аксинья вспыхнула.
                     — Блестишь, будто постным маслом намазанная.
                     — От  печи  жарко…  в  голову  кинулось. —  И,  отвернувшись,  глазами  воровато
               шмыгнула в окно: не идет ли Мишки Кошевого сестра?
                     Та пришла только перед сумерками. Вымученная ожиданием, Аксинья встрепенулась:
                     — Ты ко мне, Машутка?
                     — Выдь на-час.
                     Степан  перед  осколком  зеркала,  вмазанного  в  выбеленную  грудину  печи,  зачесывал
               чуб, гладил куцей расческой из бычачьего рога каштановые усы.
                     Аксинья опасливо глянула в сторону мужа:
                     — Ты, никак, куда-то собираешься?
                     Степан ответил не сразу, положил расческу в карман шаровар, взял из печурки колоду
               карт и кисет.
                     — К Аникушке пойду, посижу трошки.
                     — И  когда  ты  находишься?  Искоренили  карты:  что ни  ночь,  то им  игра.  До  кочетов
               просиживают.
                     — Но, будя, слыхали.
                     — Опять в очко будешь играть?
                     — Отвяжись, Аксютка. Вон человек ждет, иди.
                     Аксинья  боком  вышла  в  сенцы.  У  входа  встретила  ее  улыбкой  румяная,  в  засеве
               веснушек, Машутка.
                     — Пришел ить Гришка.
                     — Ну?
                     — Пересказывал, чтоб, как затемнеет, шла к нам.
                     Аксинья, хватая Машуткины руки, теснила ее к двери.
                     — Тише, тише, любушка. Что ж он, Маша? Может, ишо чего велел сказать?
                     — Гутарит, чтоб забрала свое, что унесешь.
                     Аксинья, вся в огне и дрожи, вертела головой, поглядывая на двери, переступая с ноги
               на ногу.
                     — Господи,  как  же  я?..  А?..  Так-то  скорочко…  Ну,  что  я?  Погоди,  скажи  ему,  что  я
               скоро… А где он меня перевстренет?
                     — Заходи в хату.
                     — Ох, нет!..
                     — Ну, ничего, я скажу ему, он выйдет.
                     Степан надел сюртук, тянулся к висячей лампе, прикуривая.
                     — Чего она прибегала? — спросил между двумя затяжками.
                     — Кто?
                     — Да Машка Кошевых.
                     — А, это она по своему делу… юбку просила скроить.
                     Сдувая с цигарки черные хлопья пепла, Степан пошел к двери…
   87   88   89   90   91   92   93   94   95   96   97