Page 177 - Золотой телёнок

— Как что! Это научно-медицинский факт. И мне это стало с недавнего времени тяжело.
Вы только подумайте! Двести четырнадцать кило! Давят круглые сутки, в особенности по
ночам. Я плохо сплю. Что?
— Ничего, я слушаю, — ласково ответил Козлевич.

— Мне очень плохо, Адам. У меня слишком большое сердце.
Водитель “Антилопы” хмыкнул. Остап продолжал болтать:

— Вчера на улице ко мне подошла старуха и предложила купить вечную иглу для
примуса. Вы знаете, Адам, я не купил. Мне не нужна вечная игла, я не хочу жить вечно.
Я хочу умереть. У меня налицо все пошлые признаки влюбленности: отсутствие
аппетита, бессонница и маниакальное стремление сочинять стихи. Слушайте, что я
накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: “Я помню чудное
мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой
красоты”. Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были
последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со
стороны классика! А?
— Нет, нет, продолжайте, — сказал Козлевич сочувственно.

— Так вот и живу, — продолжал Остап с дрожью в голосе. — Тело мое прописано в
гостинице “Каир”, а душа манкирует, ей даже в Рио-де-Жанейро не хочется. А тут еще
атмосферный столб душит.

— А вы у нее были? — спросил прямолинейный Козлевич. -У Зоси Викторовны?
— Не пойду, — сказал Остап, — по причине гордой застенчивости. Во мне проснулись
янычары. Я этой негодяйке послал из Москвы на триста пятьдесят рублей телеграмм и
не получил ответа даже на полтинник. Это я-то, которого любили домашние хозяйки,
домашние работницы, вдовы и даже одна женщина — зубной техник. Нет, Адам, я туда
не пойду. До свидания!
Великий комбинатор отправился в гостиницу, вытащил из-под кровати чемодан с
миллионом, который валялся рядом со стоптанными башмаками. Некоторое время он
смотрел на него довольно тупо, потом взял его за ручку и выбрался на улицу. Ветер
схватил Остапа за плечи и потащил к Приморскому бульвару, Здесь было пустынно,
никто не сидел на белых скамейках, изрезанных за лето любовными надписями. На
внешний рейд, огибая маяк, выходил низкий грузовик с толстыми прямыми мачтами.

— Довольно, — сказал Остап, — золотой теленок не про меня. Пусть берет кто хочет.
Пусть миллионерствует на просторе!

Он оглянулся и, видя, что вокруг никого нет, бросил чемодан на гравий.
— Пожалуйста, — промолвил он, обращаясь к черным кленам, и расшаркался.

Он пошел по аллее не оглядываясь. Сначала он шел медленно, шагом гуляющего, потом
заложил руки в карманы, потому что они вдруг стали ему мешать, и усилил ход, чтобы
победить колебания. Он заставил себя повернуть за угол и даже запеть песенку, но уже
через минуту побежал назад. Чемодан лежал на прежнем месте. Однако с
противоположной стороны к нему, нагибаясь и вытягивая руки, подходил гражданин
средних лет и весьма обыкновенной наружности.

— Ты куда?! - закричал Остап еще издали. - Я тебе покажу хватать чужие чемоданы! На
секунду оставить нельзя! Безобразие!

Гражданин недовольно пожал плечами и отступил. А Бендер снова потащился с золотым
теленком в руках.

“Что ж теперь делать? — размышлял он. — Как распорядиться проклятым кушем,
который обогащает меня только моральными муками? Сжечь его, что ли? “

На этой мысли великий комбинатор остановился с удовольствием.