Page 178 - Золотой телёнок

“Как раз в моем номере есть камин. Сжечь его в камине! Это величественно! Поступок
Клеопатры! В огонь! Пачка за пачкой! Чего мне с ними возиться? Хотя нет, глупо. Жечь
деньги -пижонство! Гусарство! А что я могу на них сделать, кроме нэпманского жранья?
Дурацкое положение! Музейный заведующий собирается за триста рублей Лувр
учинить, любой коллектив каких-нибудь водников или кооперативная корпорация
драмписателей за миллион может выстроить полунебоскреб с плоской крышей для
лекций на свежем воздухе. А Остап Бендер, потомок янычаров, ни черта не может
сделать! Вот навалился класс-гегемон на миллионера-одиночку! “

Размышляя о том, как поступить с миллионом, великий комбинатор бегал по аллеям,
садился на цементный парапет и сердито смотрел на качающийся за волнорезом
пароход.
“Нет, от пожара придется отказаться. Жечь деньги-трусливо и не грациозно. Нужно
придумать какой-нибудь эффектный жест. Основать разве стипендию имени Балаганова
для учащихся заочного радиотехникума? Купить пятьдесят тысяч серебряных ложечек,
отлить из них конную статую Паниковского и установить на могиле? Инкрустировать
“Антилопу” перламутром? А может быть… “
Великий комбинатор соскочил с парапета, озаренный новой мыслью. Не медля ни
минуты, он покинул бульвар и, стойко выдерживая натиск фронтальных и боковых
ветров, пошел на почтамт.
Там по его просьбе чемодан зашили в рогожку и накрест перевязали бечевой.
Получилась простецкая с виду посылка, какие почтамт принимает ежедневно тысячами
и в каких граждане отправляют своим родственникам свиное сало, варенье или яблоки.

Остап взял химический карандаш и, возбужденно махнув им в воздухе, написал:
ЦЕННАЯ

Народному комиссару финансов. Москва.
И посылка, брошенная рукой дюжего почтовика, рухнула на груду овальных тючков,
торбочек и ящиков. Засовывая в карман квитанцию, Остап увидел, что его миллион
вместе с прочим грузом уже увозит на тележке в соседний зал ленивый старичок с
белыми молниями в петлицах.

— Заседание продолжается, — сказал великий комбинатор, — на этот раз без участия
депутата сумасшедших аграриев О. Бендера.

Он долго еще стоял под аркой почтамта, то одобряя свой поступок, то сожалея о нем.
Ветер забрался под макинтош Остапа. Ему стало холодно, и он с огорчением вспомнил,
что так и не купил второй шубы.
Прямо перед ним на секунду остановилась девушка. Задрав голову, она посмотрела на
блестящий циферблат почтамтских часов и пошла дальше. На ней было шершавое
пальтецо короче платья и синий берет с детским помпоном. Правой рукой она
придерживала сдуваемую ветром полу пальто. Сердце командора качнулось еще прежде,
чем он узнал Зосю, и он зашагал за ней по мокрым тротуарным плитам, невольно
держась на некоторой дистанции. Иногда девушку заслоняли прохожие, и тогда Остап
сходил на мостовую, вглядываясь в Зосю сбоку и обдумывая тезисы предстоящего
объяснения.
На углу Зося остановилась перед галантерейным киоском и стала осматривать
коричневые мужские носки, качавшиеся на веревочке. Остап принялся патрулировать
неподалеку.
У самой обочины тротуара жарко разговаривали два человека с портфелями. Оба были в
демисезонных пальто, из-под которых виднелись белые летние брюки.
— Вы вовремя ушли из “Геркулеса”, Иван Павлович, говорил один, прижимая к груди
портфель, - там сейчас разгром, чистят, как звери.
— Весь город говорит, — вздохнул другой.