Page 179 - Золотой телёнок
P. 179
— Вчера чистили Скумбриевича, — сладострастно сказал первый, — пробиться нельзя
было. Сначала все шло очень культурно. Скумбриевич так рассказал свою биографию,
что ему все аплодировали. “Я, говорит, родился между молотом и наковальней”. Этим он
хотел подчеркнуть, что его родители были кузнецы. А потом из публики кто-то спросил:
“Скажите, вы не помните, был такой торговый дом “Скумбриевич и сын. Скобяные
товары”? Вы не тот Скумбриевич? “
И тут этот дурак возьми и скажи: “Я не Скумбриевич, я сын”. Представляете, что теперь
с ним будет? Первая категория обеспечена.
— Да, товарищ Вайнторг, такие строгости. А сегодня кого чистят?
— Сегодня большой день! Сегодня Берлага, тот самый, который спасался в сумасшедшем
доме. Потом сам Полыхаев и эта гадюка Серна Михайловна, его морганатическая жена.
Она в “Геркулесе” никому дышать не давала. Приду сегодня часа за два до начала, а то
не протолкаешься. Кроме того, Бомзе…
Зося пошла вперед, и Остап так и не узнал, что случилось с Адольфом Николаевичем
Бомзе. Это, однако, нисколько его не взволновало. Начальная фраза разговора была уже
готова. Командор быстро нагнал девушку.
— Зося, — сказал он, — я приехал, и отмахнуться от этого факта невозможно.
Фраза эта была произнесена с ужасающей развязностью. Девушка отшатнулась, и
великий комбинатор понял, что взял фальшивый тон. Он переменил интонацию, он
говорил быстро и много, жаловался на обстоятельства, сказал о том, что молодость
прошла совсем не так, как воображалось в младенческие годы, что жизнь оказалась
грубой и низкой, словно басовый ключ.
— Вы знаете, Зося, - сказал он, наконец, — на каждого человека, даже партийного, давит
атмосферный столб весом в двести четырнадцать кило. Вы этого не замечали?
Зося не ответила.
В это время они проходили мимо кино “Капиталий”. Остап быстро посмотрел наискось, в
сторону, где летом помещалась учрежденная им контора, и издал тихий возглас. Через
все здание тянулась широкая вывеска:
ГОСОБЪЕДИНЕНИЕ РОГА И КОПЫТА
Во всех окнах были видны пишущие машинки и портреты государственных деятелей. У
входа с победной улыбкой стоял молодец-курьер, не чета Паниковскому. В открытые
ворота с дощечкой “Базисный склад” въезжали трехтонные грузовики, нагруженные
доверху кондиционными рогами и копытами. По всему было видно, что детище Остапа
свернуло на правильный путь.
— Вот навалился класс-гегемон, — сказал Остап печально, - даже мою легкомысленную
идею-и ту использовал для своих целей. А меня оттерли, Зося. Слышите, меня оттерли. Я
несчастен.
— Печальный влюбленный, — произнесла Зося, впервые поворачиваясь к Остапу.
— Да, — ответил Остап, — я типичный Евгений Онегин, он же рыцарь, лишенный
наследства советской властью.
— Ну, какой там рыцарь!
— Не сердитесь, Зося, Примите во внимание атмосферный столб. Мне кажется даже, что
он давит на меня значительно сильнее, чем на других граждан. Это от любви к вам. И,
кроме того, я не член профсоюза. От этого тоже.
— Кроме того, еще потому, что вы врете больше других граждан,
— Это не ложь. Это закон физики. А может быть, действительно никакого столба нет и
это одна моя фантазия?