Page 39 - Зона
P. 39

Как только оборвался рев моторов, высоко над головами зашумели сосны. Заключенные
                бросили работу, вытащит ложки из-за голенищ, пошли к сараю.
                Баландер погрузил черпак в густую и темную жижу.

                Ели молча, затем достали кисеты и прикурили от головни.
                Дым костра уходил, становился бледным октябрьским небом. Было тихо. Сосны шумели
                в опустевшем без гула моторов пространстве над лесоповалом,
                – Поговорим о чудесах? – сказал бугор Агешин, надвинув рваный зековский треух.

                – Кончай, – отозвался Белуга, – после твоих разговоров не спится.
                – Не спится? А ты возьми ЕГО – да об колено! На воле свежий заведешь, куда богаче…

                Зеки нехотя рассмеялись. Осенний воздух был пропитан запахом солярки. Покачивались
                деревья в бледном небе. Солнце припадало к шершавым желтоватым баланам.

                В стороне курили двое. Коротконогий парень в застиранной телогрейке – Ерохин. И
                бывший прораб, уроженец черниговской области, тощий мужик – Замараев.

                – Пустой ты человек, Ероха, – говорил Замараев, – пустой и несерьезный. Таким в гробу и
                в зоосаде место…

                – Уймись, – сказал Ероха, – попер как на буфет!.. А то ведь у меня не заржавеет. Могу
                пощекотить…
                – Испугал… Все треплешь языком, а жизнь проходит…

                Ерохин рассердился:
                – Брось мансы раскидывать, чернуха здесь не пролазит… Да и что с тобой говорить? Ты
                же серый! Ты же позавчера на радиоприемник с вилами кидался… Одно слово – мужик…
                – У нас в каждой избе – радиоточка, – сказал Замараев.

                Он мечтательно возвысил глаза и продолжал:
                – У меня пятистенка была… Сарай под шифером… Коровник рубленый… За окнами –
                жасмин… Я жил по совести. Придет, бывало, кум на разговенье…
                – Кум? – забеспокоился Ероха. – Опер, что ли?

                – Опер… Сам ты – опер. Кум, говорю… Родня… Придет, бывало. Портвейного вина несет
                бутылку… Кум у меня серьезный человек был, инвалид…

                – Партийный, что ли? – снова вмешался Ероха.
                – Беспартийный коммунист, – отчеканил Замараев, – ногу потерял в ежовщину…

                – Значит, враг народа?
                – Не враг, а лейтенант ОГПУ. Таких, как мы, шакалов охранял. Ноги лишился. На боевом
                посту отморозил… Из рядов его выгнали, но пенсию дали…

                – Зря, – сказал Ероха.

                Замараев не расслышал. По лицу его бродила счастливая улыбка. Он продолжал:
                – Да кум мой пошутить любил. Бывало, говорит с порога: «Иди за маленькой!» Я только
                галоши надену, а кум смеется: «Отставить, у меня есть». И достает бутылку красного. У
                нас вино продавалось за рубль четыре. А на вкус как за рубль семьдесят две. Разольем,
                бывало… Благодать, порядок в доме… Я жил по совести…

                – По совести… А сел за что?
   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44