Page 75 - Зона

койку, могут и ремнем перетянуть… А на питомнике собаки лают.
– Собаки – это уже лучше, – говорю.

– Ночуй у меня. Тут полный кайф. Укроешься тулупом. Подменный явится к семи…
Я лег, поставил возле топчана консервную банку и закурил…

Главное – не вспоминать о доме. Думать о каких-то насущных проблемах. Вот, например,
папиросы кончаются. А дневальный вроде бы не курит…

Я спросил:
– Ты что, не куришь?

– Угостишь, так закурю.
Еще не легче…

Дневальный пытался заговаривать со мной:

А правда, что у вас на «шестерке» солдаты коз де Не знаю. Вряд ли… Зеки, те балуются.
По-моему, уж лучше в кулак. Дело вкуса…
– Ну ладно, – пощадил меня дневальный, – спи. Здесь тихо…

Насчет тишины дневальный ошибся. Вахта примыкала к штрафному изолятору. Там
среди ночи проснулся арестованный зек. Он скрежетал наручниками и громко пел:

«А я иду, шагаю по Москве…»
– Повело кота на блядки, – заворчал дневальный.

Он посмотрел в глазок и крикнул:
– Агеев, хезай в дуло и ложись! Иначе финтилей под глаз навешу!

В ответ донеслось:
– Начальник, сдай рога в каптерку!

Дневальный откликнулся витиеватым матерным перебором.
– Сосал бы ты по девятой усиленной, – реагировал зек…

Концерт продолжался часа два. Да еще и папиросы кончились.
Я подошел к глазку и спросил:

– Нет ли у вас папирос или махорки?

– Вы кто? – поразился Агеев.
– Командированный с шестого лагпункта.
– А я думал – студент… На «шестерке» все такие культурные?

– Да, – говорю, – когда остаются без папирос.

– Махорки навалом. Я суну под дверь… Вы случайно не из Ленинграда?
– Из Ленинграда.

– Земляк… Я так и подумал.
Остаток ночи прошел в разговорах…

Наутро я разыскал оперуполномоченного Долбенко. Предъявил ему свои бумаги. Он