Page 83 - Зона

После этого было три или четыре репетиции. Хуриев горячился, вытирал лоб туалетной
бумагой и кричал:

– Не верю! Ленин переигрывает! Тимофей психованный. Полина вертит задом. А
Дзержинский вообще похож на бандита.

– На кого же я должен быть похож? – хмуро спрашивал Цуриков. – Что есть, то и есть.
– Вы что-нибудь слышали о перевоплощении? – допытывался Хуриев.

– Слышал, – неуверенно отвечал зек.
– Что же вы слышали? Ну просто интересно, что?

– Перевоплощение, – объяснял за Дзержинского Гурин, – это когда ссученные воры идут
на кумовьев работать. Или, допустим, заигранный фрайер, а гоношится как урка…

– Разговорчики, – сердился Хуриев. – Лебедева, не выпячивайте форму. Больше думайте
о содержании.
– Бюсты трясутся, – жаловалась Лебедева, – и ноги отекают. Я, когда нервничаю, всегда
поправляюсь. А кушаю мало, творог да яички…
– Про бациллу – ни слова, – одергивал ее Гурин.

– Давайте, – суетился Геша, – еще раз попробуем. Чувствую, в этот раз железно
перевоплощусь…

Я старался проявлять какую-то активность. Не зря же меня вычеркнули из конвойного
графика. Лучше уж репетировать, чем мерзнуть в тайге.

Я что-то говорил, употребляя выражения – мизансцена, сверхзадача, публичное
одиночество…

Цуриков почти не участвовал в разговорах. А если и высказывался, то совершенно
неожиданно. Помню, говорили о Ленине, и Цуриков вдруг сказал:
– Бывает, вид у человека похабный, а елда – здоровая. Типа отдельной колбасы.

Гурин усмехнулся:

– Думаешь, мы еще помним, как она выглядит? В смысле – колбаса…
– Разговорчики, – сердился замполит…

Слухи о нашем драмкружке распространились по лагерю. Отношение к пьесе и вождям
революции было двояким. Ленина, в общем-то, почитали, Дзержинского – не очень. В
столовой один нарядчик бросил Цурикову:

– Нашел ты себе работенку, Мотыль! Чекистом заделался.
В ответ Цуриков молча ударил его черпаком по голове…

Нарядчик упал. Стало тихо. Потом угрюмые возчики с лесоповала заявили Цурикову:
– Помой черпак. Не в баланду же его теперь окунать…

Гешу то и дело спрашивали:
– Ну, а ты, шнырь, кого представляешь? Крупскую?

На что Геша реагировал уклончиво:

– Да так… Рабочего паренька… в законе…
И только Гурин с важностью разгуливал по лагерю.
Он научился выговаривать по-ленински: