Page 17 - Избранное
P. 17

Ну, а рассказы мои, безусловно, из жизни, и все воистинная есть правда.

                                          ВЕЛИКОСВЕТСКАЯ ИСТОРИЯ

                     Фамилия у меня малоинтересная — это верно: Синебрюхов, Назар Ильич.
                     Ну, да обо мне речь никакая, — очень я даже посторонний человек в жизни. Но только
               случилось  со  мной  великосветское  приключение,  и  пошла  оттого  моя  жизнь  в  разные
               стороны, все равно как вода, скажем, в руке через пальцы, да и нет ее.
                     Принял  я  и  тюрьму,  и  ужас  смертный,  и  всякую  гнусь…  И  все  через  эту
               великосветскую историю.
                     А был  у меня задушевный приятель. Ужасно образованный человек, прямо скажу  —
               одаренный  качествами.  Ездил  он  по  разным  иностранным  державам  в  чине  камендинера,
               понимал он даже, может, по-французскому и виски иностранные пил, а был такой же, как и
               не я, все равно — рядовой гвардеец пехотного полка.
                     На  германском  фронте  в  землянках,  бывало,  удивительные  даже  рассказывал
               происшествия и исторические всякие там вещички.
                     Принял я от него немало. Спасибо! Многое через пего узнал и дошел до такой точки,
               что случилась со мной гнусь всякая, а сердцем я и посейчас бодрюсь.
                     Знаю: Пипин Короткий… Встречу, скажем, человека и спрошу: а кто есть такой Пипин
               Короткий?
                     И тут-то и вижу всю человеческую образованность, все равно как на ладони.
                     Да только не в этом штука.
                     Было тому… сколько?.. четыре года взад. Призывает меня ротный командир, в чине —
               гвардейский поручик и князь ваше сиятельство. Ничего себе. Хороший человек.
                     Призывает.  Так,  мол,  и  так,  говорит,  очень  я  тебя,  Назар,  уважаю,  и  вполне  ты
               прелестный человек… Сослужи, говорит, мне еще одну службишку.
                     Произошла,  говорит,  Февральская  революция.  Отец  староватенький,  и  очень  я  даже
               беспокоюсь  по  поводу  недвижимого  имущества.  Поезжай,  говорит,  к  старому  князю  в
               родное имение, передай  вот  это  самое  письмишко в  самые,  то  есть,  его  ручки  и жди,  что
               скажет.  А  супруге,  говорит,  моей,  прекрасной  полячке  Виктории  Казимировне,  низенько
               поклонись в ножки и ободри каким ни на есть словом. Исполни, говорит, это для ради бога, а
               я, говорит, осчастливлю тебя суммой и пущу в несрочный отпуск.
                     — Ладно,  —  отвечаю,  —  князь  ваше  сиятельство,  спасибо  за  ваше  обещание,  что
               возможно — совершу.
                     А  у  самого  сердце  огнем  играет:  эх,  думаю,  как  бы  это  исполнить.  Охота,  думаю,
               получить отпуск и богатство.
                     А был князь ваше сиятельство со мной все равно как на одной точке. Уважал меня по
               поводу незначительной даже истории. Конешно, я поступил геройски. Это верно.
                     Стою раз преспокойно на часах у княжей земляночки на германском фронте, а князь
               ваше  сиятельство  пирует  с  приятелями.  Тут  же  между  ними,  запомнил,  сестричка
               милосердия.
                     Ну, конешно: игра страстей и разнузданная вакханалия… А князь ваше сиятельство из
               себя пьяненький, песни играет.
                     Стою. Только  слышу  вдруг  шум  в  передних  окопчиках.  Шибко  так  шумят,  а  немец,
               безусловно, тихий, и будто вдруг атмосферой на меня пахнуло.
                     Ах, ты, думаю, так твою так — газы!
                     А поветрие легонькое этакое в нашу, в русскую сторону.
                     Беру преспокойно зелинскую маску (с резиной), взбегаю в земляночку…
                     — Так, мол, и так, — кричу, — князь ваше сиятельство, дыши через маску — газы.
                     Очень тут произошел ужас в земляночке.
                     Сестричка милосердия — бяк, с катушек долой, — мертвая падаль.
                     А я сволок князеньку вашего сиятельства на волю, кострик разложил по уставу.
   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22