Page 244 - Избранное

Теперь влюбленные не ходили уже за город. Большей частью они "просиживали дома
и, болтая до ночи, обсуждали план своей дальнейшей жизни.
И в одну из таких бесед Былинкин принялся с карандашом в руках чертить на бумаге
план их будущих комнат, которые будут составлять как бы отдельную, маленькую, но
уютную квартирку.
Они, совершенно захлебываясь и споря друг с другом, доказывали, куда лучше
поставить кровать, и куда поставить стол, и где расположить туалет.
Былинкин убеждал Лизочку не делать глупостей и не ставить туалетный столик в углу.
— Это абсолютное мещанство, — сказал Былинкин, — ставить туалетный столик в
углу. Это каждая барышня ставит этак. В углу гораздо лучше и монументальнее поставить
комод и покрыть его легкой кружевной скатертью, которую мамаша, надеюсь, не откажет
дать.
— Комод в углу тоже мещанство, — сказала Лизочка, едва не плача. — Да к тому же
комод мамашин, и даст ли она его или нет, это еще вопрос и ответ.
— Ерунда, — сказал Былинкин, — как это она не даст?
Не держать же нам белье на подоконниках! Явная чушь.
— Ты, Вася, поговори с мамашей, — строго сказала Лизочка. — Поговори просто как с
родной матерью. Скажи: дескать, дайте, маменька, комод.
— Ерунда, — сказал Былинкин. — Да, впрочем, я могу и сейчас сходить к старухе,
если тебе этого так хочется.
И Былинкин пошел в старухину комнату.
Было уже довольно поздно. Старуха спала.
Былинкин долго раскачивал ее, и та, брыкаясь во сне, никак не хотела вставать я
понять, в чем дело.
— Проснитесь же, мамаша, — строго сказал Былинкин. — Ведь можем же мы с
Лизочкой рассчитывать на какой-то небольшой комфорт? Ведь не трепаться же белью на
подоконниках.
С трудом понимая, что от нее нужно, старуха принялась говорить, что комод этот
пятьдесят один год стоит на своем месте, и на пятьдесят втором году она не намерена
перетаскивать его в разные стороны и разбрасывать его налево и направо. И что комоды она
не сама делает. И что поздно ей на старости лет обучаться столярному ремеслу. Пора бы это
понять и не обижать старуху.
Былинкин принялся стыдить мамашу, говоря, что он, побывавший на всех фронтах и
дважды обстрелянный тяжелой артиллерией, может же наконец рассчитывать на покойную
жизнь.
— Стыдно, мамаша! — сказал Былинкин. — Жалко вам комода! А в гроб вы его не
возьмете. Знайте это.
— Не дам комода! — визгливо сказала старуха. — Помру, тогда и берите хоть всю
мебель.
— Да, помрете! — сказал Былинкин с негодованием. — Жди!..
Видя, что дело принимает серьезный оборот, старуха принялась плакать и причитать,
говоря, что в таком случае пущай невинный ребенок Мишка Рундуков своими устами скажет
последнее слово, тем более что он единственный мужской представитель в ихнем
рундуковском роду, и комод, по праву, принадлежит ему, а не Лизочке.
Разбуженный Мишка Рундуков крайне не захотел отдавать комода.
— Да-а, — сказал Мишка. — Небось гривенник отвалят, а комод взять хочут. Комоды
тоже денег стоят.
Тогда Былинкин, хлопнув дверью, пошел в свою комнату и, горько отчитывая Лизочку,
говорил ей, что ему без комода как без рук и что он сам, закаленный борьбой, знает, что
такое жизнь, и ни на шаг не отступится от своих идеалов.
Лизочка буквально металась от матери к Былинкину, умоляя их как-нибудь прийти к
соглашению и предлагая по временам перетаскивать комод из одной комнаты в другую.