Page 103 - «Детские годы Багрова-внука»

Толки о кончине императрицы долго не уменьшались, а первое время

час от часу даже увеличивались. Толковали в спальной у матери, толковали
в гостиной, толковали даже в нашей детской, куда заглядывала иногда из
девичьей то Аннушка, Ефремова жена, то горбатая княжна-калмычка. В
спальной и гостиной говорили о переменах в правительстве, которых
необходимо ожидать должно; о том, что император удалит всех прежних
любимцев государыни, которых он терпеть не может, потому что они с ним
дурно поступали. Я часто слышал выражение, тогда совершенно не
понимаемое мною: «Теперь-то гатчинские пойдут в гору». В нашей детской
говорили, или, лучше сказать, в нашу детскую доходили слухи о том, о чём
толковали в девичьей и лакейской, а толковали там всего более о
скоропостижной кончине государыни, прибавляя страшные рассказы,
которые меня необыкновенно смутили; я побежал за объяснениями к отцу
и матери, и только твердые и горячие уверения их, что все эти слухи
совершенный вздор и нелепость, могли меня успокоить. Тогда я побежал в
детскую и старался из всех сил убедить Парашу и других заходивших в
нашу комнату в нелепости их рассказов, но – без всякого успеха! Мне

отвечали, что я «еще маленький и ничего не смыслю». Я обижался и очень
сердился. После я узнал, что Параше и другим с этих пор строго запретили
сообщать мне нелепые толки, ходившие в народе.
Всякий день ожидали новых событий, но по отдалённости Уфы
медленно доходили туда известия из столиц. Губернатор В.** скоро уехал,
вызванный будто бы секретно императором, как говорили потихоньку.
Скоро наступила жестокая зима, и мы окончательно заключились в
своих детских комнатках, из которых занимали только одну. Чтение книг,
писанье прописей и занятия арифметикой, которую я понимал как-то тупо
и которой учился неохотно, – всё это увеличилось само собою, потому что
прибавилось времени: гостей стало приезжать менее, а гулять стало
невозможно. Доходило дело даже до «Древней Вивлиофики».
Раз как-то вслушался я между слов, что дедушка нездоров; но,

кажется, никто об его болезни не беспокоился, и я почти забыл о ней.
Вдруг, когда мы все сидели за обедом, подали отцу письмо, присланное с
нарочным из Багрова. Отец распечатал его, начал читать, заплакал и
передал матери. Она прочла и хотя не заплакала, но встревожилась. Мы
кончили обед очень скоро, и я заметил, что отец с матерью ничего не ели.
После обеда они ушли в спальню, нас выслали и о чём-то долго говорили;
когда же нам позволили прийти, отец уже куда-то собирался ехать, а мать,
очень огорчённая, сказала мне: «Ну, Серёжа, мы все поедем в Багрово:
дедушка умирает». С горестным изумлением выслушал я такие слова. Я