Page 40 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 40

Мироныча не трогать и что всякий другой на его месте будет гораздо хуже.

               Такое объяснение, на которое понадобилось ещё много новых объяснений,
               очень  меня  озадачило.  Житейская  мудрость  не  может  быть  понимаема
               дитятей;  добровольные  уступки  несовместны  с  чистотой  его  души,  и  я
               никак  не  мог  примириться  с  мыслью,  что  Мироныч  может  драться,  не
               переставая быть добрым человеком. Наконец я надоел своими вопросами, и
               мне приказали или читать книжку, или играть с сестрицей. Книжка не шла
               мне  в  голову,  и  я  принялся  разбирать  свои  камешки  и  чёртовы  пальцы,
               показывая, называя и рассказывая об их качествах моей сестре.
                     Переезд опять был огромный, с лишком сорок вёрст. Сначала, верстах
               в  десяти  от  Парашина,  мы  проехали  через  какую-то  вновь  селившуюся
               русскую  деревню,  а  потом  тридцать  вёрст  не  было  никакого  селения  и
               дорога шла по ровному редколесью; кругом виднелись прекрасные рощи,
               потом  стали  попадаться  небольшие  пригорки,  а  с  правой  стороны
               потянулась непрерывная цепь высоких и скалистых гор, иногда покрытых
               лесом, а иногда совершенно голых. Спускаясь с пологого ската, ведущего к
               реке  Ик,  надобно  было  проезжать  мимо  чувашско-мордовской  и  частью

               татарской  деревни,  называющейся  Ик-Кармала,  потому  что  она
               раскинулась  по  пригоркам  речки  Кармалки,  впадающей  в  Ик,  в  полуторе
               версте  от  деревни.  Мы  остановились  возле  околицы,  чтоб  послать  в
               Кармалу  для  закупки  овса  и  съестных  припасов,  которые  люди  наши
               должны  были  привезти  нам  на  ночёвку,  назначенную  на  берегу  реки  Ик.
               Солнце стояло ещё очень высоко; было так жарко, как среди лета. Вдруг
               мать начала говорить, что не лучше ли ночевать в Кармале, где воздух так
               сух, и что около Ика ночью непременно будет сыро. Я так и обмер. Отцу
               моему  также  было  это  неприятно,  но  он  отвечал:  «Как  тебе  угодно,
               матушка». Мать высунулась из окна, посмотрела на рассеянные чувашские
               избы  и,  указав  рукою  на  один  двор,  стоявший  отдельно  от  прочих  и
               заключавший внутри себя небольшой холм, сказала: «Вот где я желала бы
               остановиться». Препятствий никаких не было. Богатый чувашенин охотно

               пустил  нас  на  ночлег,  потому  что  мы  не  требовали  себе  избы,  и  мы
               спокойно въехали на огромный, ещё зелёный двор и поставили карету, по
               желанию  матери,  на  самом  верху  холма  или  пригорка.  Вид  оттуда  был
               очень хорош на всю живописную окрестность речки Кармалки и зелёную
               урему Ика, текущего в долине. Но мне было не до прекрасных видов! Все
               мои мечты поудить вечером, когда, по словам отца, так хорошо клюет рыба
               на такой реке, которая не хуже Дёмы, разлетелись как дым, и я стоял, точно
               приговоренный к какому-нибудь наказанию. Вдруг голос отца вывел меня
               из  отчаянного  положения.  «Серёжа,  –  сказал  он,  –  я  попрошу  у  хозяина
   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45