Page 37 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 37

настоящую  минуту  ржаное  поле  с  жнецами  и  жницами  наполняло  моё

               воображение, и я довольно равнодушно держал в руках за тонкие стебли с
               десяток маковых головок и охапку зелёного гороха. Возвращаясь домой, мы
               заехали в паровое поле, довольно заросшее зелёным осотом и козлецом, за
               что  отец  мой  сделал  замечание  Миронычу;  но  тот  оправдывался
               дальностью полей, невозможностью гонять туда господские и крестьянские
               стада для толоки, и уверял, что вся эта трава подрежется сохами и больше
               не отрыгнет, то есть не вырастет. Несмотря на все это, отец мой остался
               не  совсем  доволен  паровым  полем,  сказал,  что  пашня  местами  мелка  и
               борозды  редки  –  отчего  и  травы  много.  Солнце  опускалось,  и  мы  едва
               успели посмотреть два господских табуна, нарочно подогнанные близко к
               пару. В одном находилось множество молодых лошадок всяких возрастов и
               матерей  с  жеребятками,  которые  несколько  отвлекли  меня  от  картины
               жнитва  и  развеселили  своими  прыжками  и  ласками  к  матерям.  Другой
               табун,  к  которому,  как  говорили,  и  приближаться  надо  было  с
               осторожностью,  осматривал  только  мой  отец,  и  то  ходил  к  нему  пешком
               вместе  с  пастухами.  Там  были  какие-то  дикие  и  злые  лошади,  которые

               бросались на незнакомых людей. Уже стало темно, когда мы воротились.
               Мать начинала беспокоиться и жалеть, что меня отпустила. В самом деле, я
               слишком утомился и заснул, не дождавшись даже чаю.
                     Проснувшись  довольно  поздно,  потому  что  никто  меня  не  будил,  я
               увидел около себя большие суеты, хлопоты и сборы. К отцу пришли многие
               крестьяне с разными просьбами, которых исполнить Мироныч не смел, как
               он говорил, или, всего вернее, не хотел. Это узнал я после, из разговоров
               моего отца с матерью. Отец, однако, не брал на себя никакой власти и всё
               отвечал, что тётушка приказала ему только осмотреть хозяйство и обо всём
               донести ей, но входить в распоряжения старосты не приказывала. Впрочем,
               наедине  с  Миронычем,  я  сам  слышал,  как  он  говорил,  что  для  одного
               крестьянина  можно  бы  сделать  то-то,  а  для  другого  то-то.  На  такие  речи
               староста  обыкновенно  отвечал:  «Слушаю,  будет  исполнено»,  –  хотя  мой

               отец  несколько  раз  повторял:  «Я,  братец,  тебе  ничего  не  приказываю,  а
               говорю только, не рассудишь ли ты сам так поступить? Я и тётушке донесу,
               что никаких приказаний тебе не давал, а ты на меня не ссылайся». К матери
               моей пришло еще более крестьянских баб, чем к отцу крестьян: одни тоже
               с разными просьбами об оброках, а другие с разными болезнями. Здоровых
               мать  и  слушать  не  стала,  а  больным  давала  советы  и  даже  лекарства  из
               своей  дорожной  аптечки.  Накануне  вечером,  когда  я  уже  спал,  отец  мой
               виделся с теми стариками, которых он приказал прислать к себе; видно, они
               ничего особенно дурного об Мироныче не сказали, потому что отец был с
   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42