Page 61 - Вечера на хуторе близ Диканьки

Сыровец — хлебный квас.

Тесная баба — игра, в которую играют школьники в классе: жмутся тесно на скамье, покамест
одна половина не вытеснит другую.

Хлопец — мальчик.

Хустка — платок носовой.

Цыбуля — лук.

Черевики — башмаки.

Чумаки — малороссияне, едущие за солью и рыбою обыкновенно в Крым.

Швец — сапожник.

Ш

и

беник — висельник.

НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ

Последний день перед Рождеством прошёл. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звёзды.
Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было
весело колядовать и славить Христа[7]. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо,
что скрып мороза под сапогом слышался за пол версты. Ещё ни одна толпа парубков не
показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая
принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной
хаты клубами повалился дым и пошёл тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма
верхом на метле.

Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на тройке обывательских лошадей, в
шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в синем тулупе, подбитом
чёрными смушками, с дьявольски сплетённою плетью, которою имеет он обыкновение
подгонять своего ямщика, то он бы, верно, приметил её, потому что от сорочинского
заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнёт. Он знает наперечёт, сколько у каждой
бабы свинья мечет поросёнков, и сколько в сундуке лежит полотна, и что именно из своего
платья и хозяйства заложит добрый человек в воскресный день в шинке. Но сорочинский
заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него своя волость. А ведьма между
тем поднялась так высоко, что одним только чёрным пятнышком мелькала вверху. Но где ни
показывалось пятнышко, там звёзды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма
набрала их полный рукав. Три или четыре ещё блестели. Вдруг, с другой стороны, показалось
другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий,
хотя бы надел на нос вместо очков колёса с комиссаровой брички, и тогда бы не распознал,
что это такое. Спереди совершенно немец[8]: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и
нюхавшая всё, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким
пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал
бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире,
потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды;
только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и

Page 61/115