Page 7 - Вечера на хуторе близ Диканьки

СОРОЧИНСКАЯ ЯРМАРКА

I

Мені нудно в хаті жить.

Ой, вези ж мене із дому,

Де багацько грому, грому,

Де гопцюють все дівки.

Де гуляють парубки! Из старинной легенды.

Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно-жарки те часы, когда
полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый океан, сладострастным куполом
нагнувшийся над землёю, кажется заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая
прекрасную в воздушных объятиях своих! На нём ни облака. В поле ни речи. Всё как будто
умерло; вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по
воздушным ступеням на влюблённую землю, да изредка крик чайки или звонкий голос
перепела отдаётся в степи. Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, стоят
подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают целые живописные
массы листьев, накидывая на другие тёмную, как ночь, тень, по которой только при сильном
ветре прыщет золото. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над
пёстрыми огородами, осеняемыми статными подсолнечниками. Серые стога сена и золотые
снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от
тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало — река
в зелёных, гордо поднятых рамах… как полно сладострастия и неги малороссийское лето!

Такою роскошью блистал один из дней жаркого августа тысячу восемьсот… восемьсот… Да,
лет тридцать будет назад тому, когда дорога, вёрст за десять до местечка Сорочинец, кипела
народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку. С утра ещё
тянулись нескончаемою вереницею чумаки с солью и рыбою. Горы горшков, закутанных в
сено, медленно двигались, кажется скучая своим заключением и темнотою; местами только
какая-нибудь расписанная ярко миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко
взгромождённого на возу плетня и привлекала умилённые взгляды поклонников роскоши.
Много прохожих поглядывало с завистью на высокого гончара, владельца сих
драгоценностей, который медленными шагами шёл за своим товаром, заботливо окутывая
глиняных своих щёголей и кокеток ненавистным для них сеном.

Одиноко в стороне тащился на истомлённых волах воз, наваленный мешками, пенькою,
полотном и разною домашнею поклажею, за которым брёл, в чистой полотняной рубашке и
запачканных полотняных шароварах, его хозяин. Ленивою рукою обтирал он катившийся
градом пот со смуглого лица и даже капавший с длинных усов, напудренных тем неумолимым
парикмахером, который без зову является и к красавице, и к уроду и насильно пудрит
несколько тысяч уже лет весь род человеческий. Рядом с ним шла привязанная к возу
кобыла, смиренный вид которой обличал преклонные лета её. Много встречных, и особливо

Page 7/115