Page 9 - Вечера на хуторе близ Диканьки

таким сильным залпом неожиданных приветствий: — и язык у неё, у столетней ведьмы, не
заболит выговорить эти слова.

— Столетней! — подхватила пожилая красавица. — Нечестивец! поди умойся наперёд!
Сорванец негодный!

Я не видала твоей матери, но знаю, что дрянь! и отец дрянь! и тётка дрянь! Столетней! что у
него молоко ещё на губах…

Тут воз начал спускаться с мосту, и последних слов уже невозможно было расслышать; но
парубок не хотел, кажется, кончить этим: не думая долго, схватил он комок грязи и швырнул
вслед за нею. Удар был удачнее, нежели можно было предполагать: весь новый ситцевый
очипок забрызган был грязью, и хохот разгульных повес удвоился с новою силою. Дородная
щеголиха вскипела гневом; но воз отъехал в это время довольно далеко, и месть её
обратилась на безвинную падчерицу и медленного сожителя, который, привыкнув издавна к
подобным явлениям, сохранял упорное молчание и хладнокровно принимал мятежные речи
разгневанной супруги. Однако ж, несмотря на это, неутомимый язык её трещал и болтался во
рту до тех пор, пока не приехали они в пригородье к старому знакомому и куму, козаку
Цыбуле. Встреча с кумовьями, давно не видавшимися, выгнала на время из головы это
неприятное происшествие, заставив наших путешественников поговорить об ярмарке и
отдохнуть немного после дальнего пути.

II

Що, боже ти мій, господи! чого нема на тій ярмарці! Колёса, скло, дьоготь, тютюн, ремінь,
цибуля, крамарі всякі… так, що хоч би в кишені було рублів із тридцять, то й тоді б не закупив
усієї ярмарки. Из малороссийской комедии.

Вам, верно, случалось слышать где-то валящийся отдалённый водопад, когда встревоженная
окрестность полна гула и хаос чудных неясных звуков вихрем носится перед вами. Не правда
ли, не те ли самые чувства мгновенно обхватят вас в вихре сельской ярмарки, когда весь
народ срастается в одно огромное чудовище и шевелится всем своим туловищем на
площади и по тесным улицам, кричит, гогочет, гремит? Шум, брань, мычание, блеяние, рёв —
всё сливается в один нестройный говор. Волы, мешки, сено, цыганы, горшки, бабы, пряники,
шапки — всё ярко, пёстро, нестройно, мечется кучами и снуётся перед глазами.
Разноголосные речи потопляют друг друга, и ни одно слово не выхватится, не спасётся от
этого потопа; ни один крик не выговорится ясно. Только хлопанье по рукам торгашей
слышится со всех сторон ярмарки. Ломается воз, звенит железо, гремят сбрасываемые на
землю доски; и закружившаяся голова недоумевает, куда обратиться. Приезжий мужик наш с
чернобровою дочкою давно уже толкался в народе. Подходил к одному возу, щупал другой,
применивался к ценам; а между тем мысли его ворочались безостановочно около десяти
мешков пшеницы и старой кобылы, привезённых им на продажу. По лицу его дочки заметно
было, что ей не слишком приятно тереться около возов с мукою и пшеницею. Ей бы хотелось
туда, где под полотняными ятками нарядно развешаны красные ленты, серьги оловянные,
медные кресты и дукаты. Но и тут, однако ж, она находила себе много предметов для
наблюдения: её смешило до крайности, как цыган и мужик били один другого по рукам,
вскрикивая сами от боли; как пьяный жид давал бабе киселя; как поссорившиеся перекупки
перекидывались бранью и раками; как москаль, поглаживая одною рукою свою козлиную

Page 9/115