Page 125 - Робинзон Крузо

выдающиеся события моей жизни. Просматривая как-то раз эти записи, я

заметил странное совпадение чисел и дней, в которые случались со мною
различные происшествия, так что если б я был суеверен и различал
счастливые и несчастные дни, то мое любопытство не без основания было
бы привлечено этим совпадением.
Во-первых, мое бегство из родительского дома в Гулль, чтобы оттуда
пуститься в плавание, произошло в тот же месяц и число, когда я попал в
плен к салеским пиратам и был обращен в рабство.
Затем в тот самый день и месяц, когда я остался в живых после
кораблекрушения на Ярмутском рейде, я впоследствии вырвался из
салеской неволи на парусном баркасе.
Наконец, в годовщину моего рождения, а именно 30 сентября, когда
мне минуло двадцать шесть лет, я чудом спасся от смерти, будучи
выброшен морем на необитаемый остров. Таким образом, греховная жизнь
и жизнь уединенная начались для меня в один и тот же день.
Вслед за чернилами у меня вышел запас хлеба, то есть, собственно, не
хлеба, а корабельных сухарей. Я растягивал их до последней возможности

(в последние полтора года я позволял себе съедать не более одного сухаря в
день), и все-таки до того, как я собрал со своего поля такое количество
зерна, что можно было начать употреблять его в пищу, я почти год сидел
без крошки хлеба. Но и за это я должен был благодарить Бога: ведь я мог
остаться и совсем без хлеба, и было поистине чудо, что я получил
возможность его добывать.
Запасы одежды тоже сильно оскудели. Из белья у меня давно уже не
оставалось ничего, кроме клетчатых рубах (около трех дюжин), которые я
нашел в сундуках наших матросов и берег пуще глаза, ибо на моем острове
бывало зачастую так жарко, что приходилось ходить в одной рубахе, и я не
знаю, что бы я делал без этого запаса. Было у меня еще несколько толстых
матросских шинелей; все они хорошо сохранились, но я не мог их носить
из-за жары. Собственно говоря, в таком жарком климате вовсе не было

надобности одеваться; но я стыдился ходить нагишом; я не допускал даже
мысли об этом, хотя был совершенно один и никто не мог меня видеть.
Но была и другая причина, не позволявшая мне ходить голым: когда на
мне было что-нибудь надето, я легче переносил солнечный зной. Палящие
лучи тропического солнца обжигали мне кожу до пузырей, рубашка же
защищала ее от солнца, и, кроме того, меня охлаждало движение воздуха
между рубашкой и телом. Никогда не мог я также привыкнуть ходить на
солнце с непокрытой головой: всякий раз, когда я выходил без шляпы или
шапки, у меня разбаливалась голова, но стоило мне только надеть шляпу,