Page 123 - Робинзон Крузо

добраться, но и забрать оттуда все необходимое для облегчения и

услаждения жизни. А без этого у меня не было бы ни инструментов для
работы, ни оружия для защиты, ни пороха и пуль для охоты.
Целыми часами – целыми днями, можно сказать, – я в самых ярких
красках представлял себе, что бы я делал, если бы мне ничего не удалось
спасти с корабля. Моей единственной пищей были бы рыбы и черепахи. А
так как прошло много времени, прежде чем я нашел черепах, то я просто
умер бы с голоду. А если бы не погиб, то жил бы как дикарь. Ибо допустим,
что мне удалось бы когда-нибудь убить козу или птицу, я все же не мог бы
содрать с нее шкуру, разрезать и выпотрошить ее. Я принужден был бы
кусать ее зубами и разрывать ногтями, как дикий зверь.
После таких размышлений я живее чувствовал благость ко мне
Провидения и от всего сердца благодарил Бога за свое настоящее
положение со всеми его лишениями и невзгодами. Пусть примут это к
сведению все те, кто в горькие минуты жизни любит говорить: «Может ли
чье-нибудь горе сравниться с моим?» Пусть они подумают, как много на
земле людей несравненно несчастнее их, во сколько раз их собственное

несчастье могло бы быть ужаснее, если б то было угодно Провидению.
И еще одно соображение укрепляло меня в моих чаяниях: сравнение
моего теперешнего положения с той карой, которой я заслуживал и которой
избежал лишь по милости Провидения. Моя прошлая жизнь была греховна:
в ней не было места ни благочестивым размышлениям, ни страху Божьему,
и не то чтобы мои родители дурно воспитали меня или не внушали мне с
детства богобоязненности, чувства долга, осознания человеческой природы
и предназначения. Но увы! Раннее приобщение к морским нравам – самым
безбожным из всех мне известных, хотя именно на море люди то и дело
заглядывают в лицо смерти, – повторяю: раннее приобщение к морским
нравам и компании моряков привело к тому, что и те крохи благочестия,
которые во мне еще жили, быстро исчезли под влиянием насмешек моих
сотоварищей и огрубляющего презрения к опасности перед лицом смерти,

которая стала привычной, а также ввиду полного отсутствия общения с
хорошими, стремящимися к добру людьми.
До того как я попал на необитаемый остров, во мне не было ничего
хорошего, ни малейшего сознания, кем я был или кем мне надлежало быть:
при самых величайших удачах, которые выпадали на мою долю, как,
например, побег из Сале, участие ко мне португальского капитана, успех
моей бразильской плантации, получение товаров из Англии, – слова
«благодарю тебя, Господи» не звучали у меня ни в сердце, ни на языке.
Даже в самых ужаснейших моих бедствиях никогда не думал я молиться