Page 162 - Робинзон Крузо

испанцев, прославившихся своими жестокостями в Америке, где они

истребили миллионы людей. Положим, то были идолопоклонники и
варвары; но при всех своих варварских обычаях и кровавых религиозных
обрядах вроде человеческих жертвоприношений перед испанцами они ни в
чем не провинились. Недаром же в наше время все христианские народы
Европы и даже сами испанцы возмущаются этим истреблением
американских народностей и говорят о нем как о бойне, как о кровавой и
противоестественной жестокости, которая не может быть оправдана ни
перед Богом, ни перед людьми. С тех времен самое имя испанца внушает
ужас всякой человеческой душе, исполненной человеколюбия и
христианского сострадания, как будто Испания такая уж страна, которая
порождает людей, неспособных проникнуться христианскими правилами,
чуждых всякому великодушному порыву, не знающих самой обыкновенной
жалости к несчастным, свойственной благородным сердцам.
Эти рассуждения охладили мой пыл, и я стал понемногу отказываться
от своей затеи, придя к выводу, что я не вправе убивать дикарей и что мне
нет никакой надобности вмешиваться в их дела, пока они не трогают меня.

Мне нужно заботиться только о предотвращении их нападения, если же они
меня откроют и нападут на меня, я сумею исполнить свой долг.
С другой стороны, я подумал, что осуществление моего плана не
только не принесет мне избавления от дикарей, но приведет меня к гибели.
Ведь только в том случае я могу быть уверен, что избавился от них, если
мне удастся перебить их всех до единого, и не только всех тех, которые
высадятся в следующий раз, но и всех, которые будут являться потом. Если
же хотя бы один из них ускользнет и расскажет дома о случившемся, они
нагрянут ко мне тысячами отомстить за смерть своих соплеменников! И я
таким образом навлеку на себя верную гибель, которая в настоящее время
вовсе мне не угрожала.
Взвесив все эти доводы, я решил не вмешиваться в дела варваров, так
как это было бы с моей стороны и безнравственно и неблагоразумно, и что

мне следует всячески скрываться от них и как можно лучше скрывать свои
следы, чтоб дикари не могли догадаться, что на острове обитает
человеческое существо.
Религия вкупе с благоразумием укрепила меня в убеждении, что я был
не вправе вынашивать кровавые замыслы уничтожения невинных людей,
невинных, во всяком случае, по отношению ко мне. Что же до их вины друг
перед другом, то это меня не касалось. То был их национальный обычай, и
мне следовало доверить возмездие Господу нашему, держащему все нации
в деснице своей и ведающему, какое преступление какого наказания