Page 9 - Робинзон Крузо

была в более добром расположении духа, чем обычно, я отвел ее в уголок и

признался, что все мои помыслы подчинены желанию повидать далекие
края, и что, если даже я и займусь каким-либо делом, у меня все равно не
хватит терпения довести его до конца, и что пусть лучше отец отпустит
меня добровольно, иначе я буду вынужден обойтись без его разрешения.
Мне уже восемнадцать лет, сказал я, а в эти годы поздно учиться ремеслу, и
если бы даже я поступил писцом к стряпчему, то знаю наперед – я убежал
бы от своего патрона, не дотянув до конца обучения, и ушел в море. Но
если бы матушка уговорила отца хоть единожды отпустить меня в морское
путешествие; ежели жизнь в море придется мне не по душе, я вернусь
домой и не уеду более; и я могу дать слово, что удвоенным прилежанием
наверстаю потерянное время.
Мои слова сильно разволновали матушку. Она сказала, что
заговаривать с отцом об этом бесполезно, ибо он слишком хорошо
понимает, в чем моя польза, и никогда не даст согласия на то, что послужит
мне во вред. Она просто изумлена, что я еще могу думать о подобных
вещах после моего разговора с отцом, который убеждал меня так мягко и с

такой добротой. Конечно, если я твердо решил себя погубить, тут уже
ничего не поделаешь, но я могу быть уверен, что ни она, ни отец никогда не
согласятся на мою затею; сама же она нисколько не желает содействовать
моей гибели, и я никогда не буду вправе сказать, что моя мать потакала мне,
в то время как отец был против.
Впоследствии я узнал, что хотя матушка и отказалась ходатайствовать
за меня перед отцом, однако передала ему наш разговор от слова до слова.
Очень озабоченный таким оборотом дела, отец сказал ей со вздохом:
«Мальчик мог бы жить счастливо, оставшись на родине, но если он
пустится в чужие края, он станет самым жалким, самым несчастным
существом на свете. Нет, я не могу на это согласиться».
Прошел без малого год, прежде чем мне удалось вырваться на волю. В
течение этого времени я упорно оставался глух ко всем предложениям

заняться делом и часто пререкался с отцом и матерью, которые решительно
противились тому, к чему меня столь сильно влекло. Однажды, когда я
находился в Гулле, куда я попал случайно, без всякой мысли о побеге, один
мой приятель, отправлявшийся в Лондон на корабле своего отца, стал
уговаривать меня ехать с ним, соблазняя, как это водится у моряков, тем,
что мне ничего не будет стоить проезд. И вот, не спросившись ни у отца, ни
у матери, не уведомив их ни словом и предоставив им узнать об этом как
придется, не испросив ни родительского, ни Божьего благословения, не
принимая в расчет ни обстоятельств, ни последствий, в недобрый – видит