Page 13 - Муму

увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря

на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и
дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом. Герасим поглядел на
несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху
и пустился большими шагами домой. Он вошел в свою каморку, уложил
спасенного щенка на кровати, прикрыл его своим тяжелым армяком, сбегал
сперва в конюшню за соломой, потом в кухню за чашечкой молока.
Осторожно откинув армяк и разостлав солому, поставил он молоко на
кровать. Бедной собачонке было всего недели три, глаза у ней прорезались
недавно; один глаз даже казался немножко больше другого; она еще не
умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял ее
легонько двумя пальцами за голову и принагнул ее мордочку к молоку.
Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлебываясь.
Герасим глядел, глядел да как засмеется вдруг… Всю ночь он возился с
ней, укладывал ее, обтирал и заснул наконец сам возле нее каким-то
радостным и тихим сном.
Ни одна мать так не ухаживает за своим ребенком, как ухаживал

Герасим за своей питомицей. Первое время она была очень слаба,
тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выровнялась, а
месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя,
превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными
ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными
глазами. Она страстно привязалась к Герасиму и не отставала от него ни на
шаг, все ходила за ним, повиливая хвостиком. Он и кличку ей дал – немые
знают, что мычание их обращает на себя внимание других, – он назвал ее
Муму. Все люди в доме ее полюбили и тоже кликали Мумуней. Она была
чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Герасима. Герасим
сам ее любил без памяти… и ему было неприятно, когда другие ее гладили:
боялся он, что ли, за нее, ревновал ли он к ней – бог весть! Она его будила
по утрам, дергая его за полу, приводила к нему за повод старую водовозку,

с которой жила в большой дружбе, с важностью на лице отправлялась
вместе с ним на реку, караулила его метлы и лопаты, никого не подпускала
к его каморке. Он нарочно для нее прорезал отверстие в своей двери. И она
как будто чувствовала, что только в Герасимовой каморке она была полная
хозяйка, и потому, войдя в нее, тотчас с довольным видом вскакивала на
кровать. Ночью она не спала вовсе, но не лаяла без разбору, как иная глупая
дворняжка, которая, сидя на задних лапах и подняв морду и зажмурив
глаза, лает просто от скуки, так, на звезды, и обыкновенно три раза сряду, –
нет! тонкий голосок Муму никогда не раздавался даром: либо чужой близко