Page 11 - Муму

приятелем мрачного вида и подробно ему рассказывал, как он в Питере

проживал у одного барина, который всем бы взял, да за порядками был
наблюдателен и притом одной ошибкой маленечко производился: хмелем
гораздо забирал. Мрачный товарищ только ему поддакивал; но когда
Капитон объявил наконец, что он, по одному случаю, должен завтра же
руку на себя наложить, мрачный товарищ заметил, что пора спать. И они
разошлись грубо и молча.
Между тем ожидания дворецкого не сбылись. Барыню так заняла
мысль о Капитоновой свадьбе, что она даже ночью только об этом
разговаривала с одной из своих компаньонок, [10] которая держалась у ней в
доме единственно на случай бессонницы и, как ночной извозчик, спала
днем. Когда Гаврило вошел к ней после чаю с докладом, первым ее
вопросом было: а что наша свадьба, идет? Он, разумеется, отвечал, что
идет как нельзя лучше и что Капитон сегодня же к ней явится с поклоном.

Барыне что-то нездоровилось: она недолго занималась делами. Дворецкий
возвратился к себе в комнату и созвал совет. Дело точно требовало
особенного обсуждения. Татьяна не прекословила, конечно, но Капитон
объявлял во всеуслышание, что у него одна голова, а не две и не три…
Герасим сурово и быстро на всех поглядывал, не отходил от девичьего
крыльца и, казалось, догадывался, что затевается что-то для него недоброе.
Собравшиеся (в числе их присутствовал старый буфетчик, по прозвищу
Дядя Хвост, к которому все с почтением обращались за советом, хотя
только и слышали от него, что: вот оно как, да; да, да, да) начали с того, что
на всякий случай для безопасности заперли Капитона в чуланчик с
водоочистительной машиной и принялись думать крепкую думу. Конечно,
легко было прибегнуть к силе; но боже сохрани! выйдет шум, барыня

обеспокоится – беда! Как быть? Думали, думали и выдумали наконец.
Неоднократно было замечено, что Герасим терпеть не мог пьяниц. Сидя за
воротами, он всякий раз бывало с негодованием отворачивался, когда мимо
его неверными шагами и с козырьком фуражки на ухе проходил какой-
нибудь нагрузившийся человек. Решили научить Татьяну, чтобы она
притворилась хмельной и прошла бы, пошатываясь и покачиваясь, мимо
Герасима. Бедная девка долго не соглашалась, но ее уговорили; притом
сама она видела, что иначе она не отделается от своего обожателя. Она
пошла. Капитона выпустили из чуланчика; дело все-таки до него касалось.
Герасим сидел на тумбочке у ворот и тыкал лопатой в землю… Из-за всех
углов, из-под штор за окнами глядели на него…
Хитрость удалась как нельзя лучше. Увидев Татьяну, он сперва, по
обыкновению, с ласковым мычанием закивал головой; потом вгляделся,