Page 7 - Муму
P. 7

хорошо понимал, когда над ним или над ней смеялись. Однажды за обедом
                              [9]
               кастелянша,  начальница Татьяны, принялась ее, как говорится, шпынять
               и  до  того  ее  довела,  что  та,  бедная,  не  знала,  куда  глаза  деть,  и  чуть  не
               плакала  с  досады.  Герасим  вдруг  приподнялся,  протянул  свою  огромную
               ручищу, наложил ее на голову кастелянши и с такой угрюмой свирепостью
               посмотрел ей в лицо, что та так и пригнулась к самому столу. Все умолкли.
               Герасим  снова  взялся  за  ложку  и  продолжал  хлебать  щи.  «Вишь,  глухой
               черт, леший!» – пробормотали все вполголоса, а кастелянша встала да ушла
               в девичью. А то в другой раз, заметив, что Капитон, тот самый Капитон, о
               котором  сейчас  шла  речь,  как-то  слишком  любезно  раскалякался  с
               Татьяной, Герасим подозвал его к себе пальцем, отвел в каретный сарай да,
               ухватив  за  конец  стоявшее  в  углу  дышло,  слегка,  но  многозначительно
               погрозился ему им. С тех пор уж никто не заговаривал с Татьяной. И все
               это  ему  сходило  с  рук.  Правда,  кастелянша,  как  только  прибежала  в

               девичью, тотчас упала в обморок и вообще так искусно действовала, что в
               тот  же  день  довела  до  сведения  барыни  грубый  поступок  Герасима;  но
               причудливая  старуха  только  рассмеялась  несколько  раз,  к  крайнему
               оскорблению  кастелянши,  заставила  ее  повторить,  как,  дескать,  он
               принагнул тебя своей тяжелой ручкой, и на другой день выслала Герасиму
               целковый.  Она  его  жаловала,  как  верного  и  сильного  сторожа.  Герасим
               порядком ее побаивался, но все-таки надеялся на ее милость и собирался
               уже  отправиться  к  ней  с  просьбой,  не  позволит  ли  она  ему  жениться  на
               Татьяне.  Он  только  ждал  нового  кафтана,  обещанного  ему  дворецким,
               чтобы  в  приличном  виде  явиться  перед  барыней,  как  вдруг  этой  самой
               барыне пришла в голову мысль выдать Татьяну за Капитона.
                     Читатель  теперь  легко  сам  поймет  причину  смущения,  овладевшего

               дворецким  Гаврилой  после  разговора  с  госпожой.  «Госпожа,  –  думал  он,
               посиживая у окна, – конечно, жалует Герасима (Гавриле хорошо это было
               известно, и оттого он сам ему потакал), все же он существо бессловесное,
               не доложить же госпоже, что вот Герасим, мол, за Татьяной ухаживает. Да
               и, наконец, оно и справедливо, какой он муж? А с другой стороны, стоит
               этому,  прости  господи,  лешему  узнать,  что  Татьяну  выдают  за  Капитона,
               ведь он все в доме переломает, ей-ей. Ведь с ним не столкуешь; ведь его,
               черта  эдакого,  согрешил  я,  грешный,  никаким  способом  не  уломаешь…
               Право…»
                     Появление  Капитона  прервало  нить  Гаврилиных  размышлений.
               Легкомысленный  башмачник  вошел,  закинув  руки  назад,  и,  развязно
               прислонясь  к  выдающемуся  углу  стены  подле  двери,  поставил  правую
               ножку крестообразно перед левой и встряхнул головой. Вот, мол, я. Чего
   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12