Page 28 - Белый пудель
P. 28
– Свел ведь, подлец, собаку! – испуганно прошептал дедушка, все еще сидя на корточках. –
Не кто, как он, – дело ясное… Помнишь, давеча у моря-то он все колбасой прикармливал.
– Дело ясное, – мрачно и со злобой повторил Сергей.
Широко раскрытые глаза дедушки вдруг наполнились крупными слезами и быстро замигали.
Он закрыл их руками.
– Что же нам теперь делать, Сереженька? А? Делать-то нам что теперь? – спрашивал старик,
качаясь взад и вперед и беспомощно всхлипывая.
– Что делать, что делать! – сердито передразнил его Сергей. – Вставай, дедушка Лодыжкин,
пойдем!..
– Пойдем, – уныло и покорно повторил старик, подымаясь с земли. – Ну что ж, пойдем,
Сереженька!
Вышедший из терпения Сергей закричал на старика, как на маленького:
– Будет тебе, старик, дурака-то валять. Где это видано всамделе, чтобы чужих собак
заманивать? Чего ты глазами на меня хлопаешь? Неправду я говорю? Прямо придем и
скажем: «Подавай назад собаку!» А нет – к мировому, вот и весь сказ.
– К мировому… да… конечно… Это верно, к мировому… – с бессмысленной, горькой улыбкой
повторял Лодыжкин. Но глаза его неловко и конфузливо забегали. – К мировому… да…
Только вот что, Сереженька… не выходит это дело… чтобы к мировому…
– Как это не выходит? Закон один для всех.
Чего им в зубы смотреть? – нетерпеливо перебил мальчик.
– А ты, Сережа, не того… не сердись на меня. Собаку-то нам с тобой не вернут. – Дедушка
таинственно понизил голос. – Насчет пачпорта я опасаюсь. Слыхал, что давеча господин
говорил? Спрашивает: «А пачпорт у тебя есть?» Вот она, какая история. А у меня, – дедушка
сделал испуганное лицо и зашептал еле слышно, – у меня, Сережа, пачпорт-то чужой.
– Как чужой?
– То-то вот – чужой. Свой я потерял в Таганроге, а может быть, украли его у меня. Года два я
потом крутился: прятался, взятки давал, писал прошения… Наконец вижу, нет никакой моей
возможности, живу точно заяц – всякого опасаюсь. Покою вовсе не стало. А тут в Одессе, в
ночлежке, подвернулся один грек. «Это, говорит, сущие пустяки. Клади, говорит, старик, на
стол двадцать пять рублей, а я тебя навеки пачпортом обеспечу». Раскинул я умом
туда-сюда. Эх, думаю, пропадай моя голова. Давай, говорю. И с тех пор, милый мой, вот я и
живу по чужому пачпорту.
– Ах, дедушка, дедушка! – глубоко, со слезами в груди вздохнул Сергей. – Собаку мне уж
больно жалко… Собака-то уж хороша очень…
– Сереженька, родной мой! – протянул к нему старик дрожащие руки. – Да будь только у меня
пачпорт настоящий, разве я бы поглядел, что они генералы? За горло бы взял!.. «Как так?
Позвольте! Какое имеете полное право чужих собак красть? Какой такой закон на это есть?»
А теперь нам крышка, Сережа. Приду я в полицию – первое дело: «Подавай пачпорт! Это ты
самарский мещанин Мартын Лодыжкин?» – «Я, вашескродие». А я, братец, и не Лодыжкин
вовсе и не мещанин, а крестьянин, Иван Дудкин. А кто таков этот Лодыжкин – один Бог его
ведает. Почем я знаю, может, воришка какой или беглый каторжник? Или, может быть, даже
убивец? Нет, Сережа, ничего мы тут не сделаем… Ничего, Сережа…
Page 28/111