Page 10 - Майская ночь, или Утопленница

– Куды тебе хороша!

Стара, як бис. Харя вся в морщинах, будто выпорожненный кошелёк. – И низенькое строение
винокура расшаталось снова от громкого смеха.

В это время что-то стало шарить за дверью; дверь растворилась, и мужик, не снимая шапки,
ступил за порог и стал, как будто в раздумье, посреди хаты, разинувши рот и оглядывая
потолок. Это был знакомец наш, Каленик.

– Вот я и домой пришёл! – говорил он, садясь на лавку у дверей и не обращая никакого
внимания на присутствующих. – Вишь, как растянул вражий сын, сатана, дорогу! Идёшь,
идёшь, и конца нет! Ноги как будто переломал кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп,
подостлать мне. На печь к тебе не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он
лежит, близ покута; гляди только, не опрокинь горшка с тёртым табаком. Или нет, не тронь, не
тронь! Ты, может быть, пьяна сегодня… Пусть, уже я сам достану.

Каленик приподнялся немного, но неодолимая сила приковала его к скамейке.

– За это люблю, – сказал голова: – пришёл в чужую хату и распоряжается, как дома!
Выпроводить его подобру-поздорову!..

– Оставь, сват, отдохнуть! – сказал винокур, удерживая его за руку. – Это полезный человек;
побольше такого народу – и винница наша славно бы пошла…

Однако ж не добродушие вынудило эти слова. Винокур верил всем приметам, и тотчас
прогнать человека, уже севшего на лавку, значило у него накликать беду.

– Что-то как старость придёт!.. – ворчал Каленик, ложась на лавку. – Добро бы, ещё сказать,
пьян; так нет же, не пьян. Ей-богу, не пьян! Что мне лгать! Я готов объявить это хоть самому
голове. Что мне голова? Чтоб он издохнул, собачий сын! Я плюю на него! Чтоб его,
одноглазого чёрта, возом переехало! Что он обливает людей на морозе…

– Эге! влезла свинья в хату, да и лапы суёт на стол, – сказал голова, гневно подымаясь с
своего места; но в это время увесистый камень, разбивши окно вдребезги, полетел ему под
ноги. Голова остановился. – Если бы я знал, – говорил он, подымая камень, – какой это
висельник швырнул, я бы выучил его, как кидаться! Экие проказы! – продолжал он,
рассматривая его на руке пылающим взглядом. – Чтоб он подавился этим камнем…

– Стой, стой! Боже тебя сохрани, сват! – подхватил, побледневши, винокур. – Боже сохрани
тебя, и на том и на этом свете, поблагословить кого-нибудь такою побранкою!

– Вот нашёлся заступник! Пусть он пропадёт!..

– И не думай, сват! Ты не знаешь, верно, что случилось с покойною тёщей моей?

– С тёщей?

– Да, с тёщей. Вечером, немного, может, раньше теперешнего, уселись вечерять: покойная
тёща, покойный тесть, да наймыт, да и наймычка, да детей штук с пятеро. Тёща отсыпала
немного галушек из большого казана в миску, чтобы не так были горячи. После работ все
проголодались и не хотели ждать, пока простынут. Вздевши на длинные деревянные спички
галушки, начали есть. Вдруг, откуда ни возьмись, человек – какого он роду, бог его знает, –
просит и его допустить к трапезе. Как не накормить голодного человека! Дали и ему спичку.
Только гость упрятывает галушки, как корова сено. Покамест те съели по одной и опустили
спички за другими, дно было гладко, как панский помост. Тёща насыпала ещё; думает, гость
наелся и будет убирать меньше. Ничего не бывало. Ещё лучше стал уплетать! и другую
выпорожнил! «А чтоб ты подавился этими галушками!» – подумала голодная тёща; как вдруг

Page 10/20