Page 13 - Майская ночь, или Утопленница
P. 13

– В чёрном вывороченном тулупе, собачий сын, пан голова.

       – А не лжёшь ли ты, пан писарь? Что, если этот сорванец сидит теперь у меня в коморе?

       – Нет, пан голова. Ты сам, не во гнев будь сказано, погрешил немного.

       – Давайте огня! мы посмотрим его!

       Огонь принесли, дверь отперли, и голова ахнул от удивления, увидев перед собою
       свояченицу.


       – Скажи, пожалуйста, – с такими словами она приступила к нему, – ты не свихнул ещё с
       последнего ума? Была ли в одноглазой башке твоей хоть капля мозгу, когда толкнул ты меня
       в тёмную комору? Счастье, что не ударилась головою об железный крюк. Разве я не кричала
       тебе, что это я? Схватил, проклятый медведь, своими железными лапами, да и толкает! Чтоб
       тебя на том свете толкали черти!..

       Последние слова вынесла она за дверь на улицу, куда отправилась для каких-нибудь своих
       причин.

       – Да, я вижу, что это ты! – сказал голова, очнувшись. – Что скажешь, пан писарь, не шельма
       этот проклятый сорвиголова?


       – Шельма, пан голова.

       – Не пора ли нам всех этих повес прошколить хорошенько и заставить их заниматься делом?

       – Давно пора, давно пора, пан голова.

       – Они, дурни, забрали себе… Кой чёрт? мне почудился крик свояченицы на улице… они,
       дурни, забрали себе в голову, что я им ровня. Они думают, что я какой-нибудь их брат,
       простой козак! – Небольшой последовавший за сим кашель и устремление глаза исподлобья
       вокруг давало догадываться, что голова готовился говорить о чём-то важном. – В тысячу…
       этих проклятых названий годов, хоть убей, не выговорю; ну, году, комиссару тогдашнему


       Ледачему дан был приказ выбрать из козаков такого, который бы был посмышлёнее всех. О!
       – это «о!» голова произнёс, поднявши палец вверх, – посмышлёнее всех! в проводники к
       царице. Я тогда…

       – Что и говорить! это всякий уже знает, пан голова. Все знают, как ты выслужил царскую
       ласку. Признайся теперь, моя правда вышла: хватил немного на душу греха, сказавши, что
       поймал этого сорванца в вывороченном тулупе?

       – А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы
       и наказать примерно. Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не
       от царя? Потом доберёмся и до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали
       в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чёртовы дети
       отказалися вымолотить моё жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно
       узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.

       – Это проворная, видно, птица! – сказал винокур, которого щёки в продолжение всего этого
       разговора беспрерывно заряжались дымом, как осадная пушка, и губы, оставив коротенькую
       люльку, выбросили целый облачный фонтан. – Эдакого человека не худо, на всякий случай, и
       при виннице держать; а ещё лучше повесить на верхушке дуба вместо паникадила.


       Такая острота показалась не совсем глупою винокуру, и он тот же час решился, не дожидаясь
       одобрения других, наградить себя хриплым смехом.


                                                        Page 13/20
   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18