Page 16 - Майская ночь, или Утопленница

заиграл он и запел:

Ой, ті, місяцю, мій місяченьку!

I ти, зоре ясна!

Ой, світіть там по подвір’і,

Де дівчина красна[3].

Окно тихо отворилось, и та же самая головка, которой отражение видел он в пруде,
выглянула, внимательно прислушиваясь к песне. Длинные ресницы её были полуопущены на
глаза. Вся она была бледна как полотно, как блеск месяца; но как чудна, как прекрасна! Она
засмеялась… Левко вздрогнул.

– Спой мне, молодой козак, какую-нибудь песню! – тихо молвила она, наклонив свою голову
набок и опустив совсем густые ресницы.

– Какую же тебе песню спеть, моя ясная панночка?

Слёзы тихо покатились по бледному лицу её.

– Парубок, – говорила она, и что-то неизъяснимо трогательное слышалось в её речи. –
Парубок, найди мне мою мачеху! Я ничего не пожалею для тебя. Я награжу тебя. Я тебя
богато и роскошно награжу! У меня есть зарукавья, шитые шёлком, кораллы, ожерелья. Я
подарю тебе пояс, унизанный жемчугом. У меня золото есть… Парубок, найди мне мою
мачеху! Она страшная ведьма: мне не было от неё покою на белом свете. Она мучила меня,
заставляла работать, как простую мужичку. Посмотри на лицо: она вывела румянец своими
нечистыми чарами с щёк моих. Погляди на белую шею мою: они не смываются! они не
смываются! они ни за что не смоются, эти синие пятна от железных когтей её. Погляди на
белые ноги мои: они много ходили; не по коврам только, по песку горячему, по земле сырой,
по колючему терновнику они ходили; а на очи мои, посмотри на очи: они не глядят от слёз…
Найди её, парубок, найди мне мою мачеху!..

Голос её, который вдруг было возвысился, остановился. Ручьи слёз покатились по бледному
лицу. Какое-то тяжёлое, полное жалости и грусти чувство спёрлось в груди парубка.

Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали лёгкие, как будто тени,
девушки в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты,
дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из
прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце. Хоровод, играя,
придвинулся к нему ближе. Послышались голоса.

– Давайте в ворона, давайте играть в ворона! – зашумели все, будто приречный тростник,
тронутый в тихий час сумерек воздушными устами ветра.

– Кому же быть вороном?

Кинули жребий – и одна девушка вышла из толпы. Левко принялся разглядывать её. Лицо,
платье – всё на ней такое же, как и на других. Заметно только было, что она неохотно играла
эту роль. Толпа вытянулась вереницею и быстро перебегала от нападений хищного врага.

– Нет, я не хочу быть вороном! – сказала девушка, изнемогая от усталости. – Мне жалко

Page 16/20