Page 7 - Ночь перед Рождеством

— Как бы не так! с ними, верно, придут парубки. Тут-то пойдут балы. Воображаю, каких
наговорят смешных историй!

— Так тебе весело с ними?

— Да уж веселее, чем с тобою. А! кто-то стукнул; верно, дивчата с парубками.

«Чего мне больше ждать? — говорил сам с собою кузнец. — Она издевается надо мною. Ей я
столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней
мере, другому посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится
более моего; я отучу…»

Стук в двери и резко зазвучавший на морозе голос: «Отвори!» — прервал его размышления.

— Постой, я сам отворю, — сказал кузнец и вышел в сени в намерении отломать с досады
бока первому попавшемуся человеку.

* * *

Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что чёрт перепрыгивал с одного копытца
на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мёрзнувшие руки. Не мудрено,
однако ж, и смёрзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так
холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле
кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит
на Рождество колбасу.

Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому,
поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек,
летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по
ледяной покатой горе, и прямо в трубу.

Чёрт таким же порядком отправился вслед за нею. Но так как это животное проворнее всякого
франта в чулках, то не мудрено, что он наехал при самом входе в трубу на шею своей
любовницы, и оба очутились в просторной печке между горшками.

Путешественница отодвинула потихоньку заслонку, поглядеть, не назвал ли сын её Вакула в
хату гостей, но, увидевши, что никого не было, выключая только мешки, которые лежали
посереди хаты, вылезла из печки, скинула тёплый кожух[25], оправилась, и никто бы не мог
узнать, что она за минуту назад ездила на метле.

Мать кузнеца Вакулы имела от роду не больше сорока лет. Она была ни хороша, ни дурна
собою. Трудно и быть хорошею в такие года. Однако ж она так умела причаровать к себе
самых степенных козаков (которым, не мешает, между прочим, заметить, мало было нужды
до красоты), что к ней хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович (конечно, если дьячихи не
было дома), и козак Корний Чуб, и козак Касьян Свербыгуз. И, к чести её сказать, она умела
искусно обходиться с ними. Ни одному из них и в ум не приходило, что у него есть соперник.
Шёл ли набожный мужик, или дворянин, как называют себя козаки, одетый в кобеняк с
видлогою[26], в воскресенье в церковь или, если дурная погода, в шинок, — как не зайти к
Солохе, не поесть жирных с сметаною вареников и не поболтать в тёплой избе с говорливой
и угодливой хозяйкой. И дворянин нарочно для этого давал большой крюк, прежде чем
достигал шинка, и называл это — заходить по дороге.

А пойдёт ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою

Page 7/37