Page 17 - Севастопольские рассказы
P. 17
печальная фигура, когда он в ту ночь, согнувшись пробираясь по траншее на бастьон,
встретил Калугина, который шел таким молодцом, бодро побрякивая саблей.
– Мне, по настоящему, приходится завтра итти, но у нас болен, – продолжал Михайлов, –
один офицер, так… – Он хотел рассказать, что черед был не его, но так как командир 8-й
роты был нездоров, а в роте оставался прапорщик только, то он счел своей обязанностью
предложить себя на место поручика Непшитшетского и потому шел нынче на бастион.
Калугин не дослушал его.
– А я чувствую, что на-днях что-нибудь будет, – сказал он кн. Гальцину.
– А что, не будет ли нынче чего-нибудь? – робко спросил Михайлов, поглядывая то на
Калугина, то на Гальцина. Никто не отвечал ему. Гальцин только сморщился как-то, пустил
глаза мимо его фуражки и, помолчав немного, сказал:
– Славная девочка эта в красном платочке. Вы ее не знаете, капитан?
– Это около моей квартиры дочь одного матроса, – отвечал штабс-капитан.
– Пойдемте, посмотрим ее хорошенько.
И кн. Гальцин взял под руку с одной стороны Калугина, с другой штабс-капитана, вперед
уверенный, что это не может не доставить последнему большого удовольствия, что
действительно было справедливо.
Штабс-капитан был суеверен и считал большим грехом перед делом заниматься женщинами,
но в этом случае он притворился большим развратником, чему видимо не верили кн. Гальцин
и Калугин, и чт? чрезвычайно удивляло девицу в красном платочке, которая не раз замечала,
как штабс-капитан краснел, проходя мимо ее окошка. Праскухин шел сзади и всё толкал за
руку кн. Гальцина, делая разные замечания на французском языке; но, так как вчетвером
нельзя было итти по дорожке, он принужден был итти один и только на втором круге взял под
руку подошедшего и заговорившего о ним известно храброго морского офицера Сервягина,
желавшего тоже присоединиться к кружку
аристократов. И известный храбрец с радостью просунул свою мускулистую руку, не раз
коловшую французов, за локоть всем и самому Сервягину хорошо известному за неслишком
хорошего человека, Праскухину. Но когда Праскухин, объясняя князю Гальцину свое
знакомство с
этим моряком, шепнул ему, что это был известный храбрец, кн. Гальцин, бывший вчера на
4-м бастионе и видевший от себя в 20-ти шагах лопнувшую бомбу, считая себя не меньшим
храбрецом, чем этот г-н, и предполагая, что весьма много репутаций приобретается задаром,
не обратил на Сервягина никакого внимания.
Штабс-капитану Михайлову так приятно было гулять в этом обществе, что он забыл про
милое письмо из Т., про мрачные мысли, осаждавшие его при предстоящем отправлении на
бастион и, главное, про то, что в 7 часов ему надо было быть дома. Он пробыл с ними до тех
пор, пока они не заговорили исключительно между собой, избегая его взглядов, давая тем
знать, что он может итти, и наконец совсем ушли от него. Но штабс-капитан всё-таки был
доволен проходя мимо юнкера барона Песта, который был особенно горд и самонадеян со
вчерашней ночи, которую он в первый раз провел в блиндаже 5-го бастиона, и считал себя,
вследствие этого, героем, он нисколько не огорчился подозрительно-высокомерным
выражением, с которым юнкер вытянулся и снял перед ним фуражку.
Page 17/326