Page 22 - Севастопольские рассказы
P. 22
– Знаешь, я до того привык к этим бомбам, что, я уверен, в России в звездную, ночь мне
будет казаться, что это всё бомбы: так привыкнешь.
– Однако не пойти ли мне на эту вылазку? – сказал князь Гальцин, после минутного
молчания, содрогаясь при одной мысли быть
там во время такой страшной канонады и с наслаждением думая о том, что его ни в каком
случае не могут послать туда ночью.
– Полно, братец! и не думай, да и я тебя не пущу, – отвечал Калугин, очень хорошо зная
однако, что Гальцин ни за что не пойдет туда. – Еще успеешь, братец!
– Серьезно? Так думаешь, что не надо ходить? А? —
В это время в том направлении, по которому смотрели эти господа, за артиллерийским гулом
послышалась ужасная трескотня ружей, и тысячи маленьких огней, беспрестанно вспыхивая,
заблестели по всей линии.
– Вот оно когда пошло настоящее! – сказал Калугин. – Этого звука ружейного я слышать не
могу хладнокровно, как-то знаешь, за душу берет. Вон и «ура», – прибавил он, прислушиваясь
к дальнему протяжному гулу сотен голосов: «а-а-а-а-а-а-а-а!» – доносившихся до него с
бастиона.
– Чье это «ура»? их или наше?
– Не знаю, но это уж рукопашная пошла, потому что стрельба затихла.
В это время под окном, к крыльцу, подскакал ординарец офицер с казаком и слез с лошади.
– Откуда?
– С бастиона. Генерала нужно.
– Пойдемте. Ну что?
– Атаковали ложементы, – заняли – французы подвели огромные резервы – атаковали наших
– было только два батальона, – говорил, запыхавшись, тот же самый офицер, который
приходил вечером, с трудом переводя дух, но совершенно развязно направляясь к двери.
– Что ж, отступили? – спросил Гальцин.
– Нет, – сердито отвечал офицер: —подоспел батальон, отбили, но полковой командир убит,
офицеров много, приказано просить подкрепления…
И с этими словами он прошел к генералу, куда уже мы не последуем за ним.
Через 5 минут Калугин уже сидел верхом на казачьей лошадке (и опять той особенной
quasi-казацкой посадкой, в которой, я замечал, все адъютанты видят почему-то что-то
особенно приятное) и рысцой ехал на бастион, с тем чтобы по приказанию генерала передать
туда некоторые приказания и дождаться известий об окончательном результате дела; а князь
Гальцин, под влиянием того тяжелого волнения, которое производят обыкновенно близкие
признаки дела на зрителя, не принимающего в нем участия, вышел на улицу и без всякой
цели стал взад и вперед ходить по ней.
6.
Page 22/326