Page 77 - Евпатий Коловрат

Через минуту Кудаш был уже под горой и выезжал на чистый окский лед.

Стечение людей на Рязань становилось с каждым днем все заметнее. Среди пришлого люда
отыскались дотошные и всякие подельцы. Дотошные уж начинали кое-где покрикивать и
распоряжаться. Землекопы и плотники принялись разбирать на пожарищах завалы и рыть
землянки. Сердобольные люди, видя несчетное множество замерзших тел павших русских
воинов, выкладывали их длинными рядами и звали попов для отпевания. Татарские трупы
складывали в ров и засыпали землей без кадила и поповского пения.

На пепелище в городе и в посаде появились дымы.

Чугунное било звучало каждое утро. Оно возвещало о том, что город продолжал жить, что
Русь стояла и будет стоять на этих берегах.

Восемь дней стекались в леса ратные люди. Вместе с Замятней, Нечаем и ковалем Угрюмом
Евпатий принимал людей, разбивал из на десятки, наделял конями и оружием.

Следом за Евпатием, как за воеводой, ходил его телохранитель и знаменосец Худяк —
кожемяка из Исад.

Скоро вернулся из похода поп Бессон. Он привел с собой полторы сотни воинов из низовых
окских застав и с ними разбойных людей с Мокши, пожелавших радеть за родную землю.
Разбойники были, как на подбор, коренасты, быстры в движениях и веселы.

Старший из разбойников сказал Евпатию:

— Не гляди на нас косо, воевода. Промышляли мы лихим делом не по своей охоте. От
хорошей жизни не выйдешь на большую дорогу… — Он потупился и снова ясно глянул в
глаза Евпатию: — За Русь умрем и глазом не моргнем, воевода!

— Много на Руси сирых и обиженных, — ответил Евпатий. — Бог судья вам, добрые люди.
Печаль за родную землю сделала нас всех братьями. Входите в наш круг, просим милости. А
ты будь своим людям сотником.

На восьмой день Бессон, по поручению Евпатия, начал считать ратников, и насчитал их поп
шестьсот двадцать душ.

В ночь перед походом Евпатий долго стоял на овершии горы. Здесь оставалось все, что было
ему в жизни дорого. Здесь сохранил он сыновнюю привязанность к родительнице, чистую
любовь к верной жене и своему сыну-первенцу.

С вечера потеплело, пошел ленивый, тяжелыми хлопьями снег. Снег заносил черные,
обгорелые бревна, скрадывал кривые тропки. Белый покров зимы наглухо погребал
горестные остатки города.

Евпатий понимал, что завтра поведет рать и уж не вернется в родной город татарским
данником.

«Лучше быть посеченным на бранном поле, чем скованным ходить по опустошенной и
поруганной родной земле», — вспомнились ему слова слепца-калики.

В последний раз окинул он глазом холмы и кручи, на которых, подобно дивному кораблю
стояла некогда Рязань.

Он поднялся на развалины храма и начал руками разрывать снег. Под тонким слоем снега
пошел камень и песок, потом показалась плотная земля. Евпатий набрал в ладонь несколько
кусочков мерзлой земли, зажал их в горсти и пошел к своему подворью.

Page 77/96