Page 200 - Преступление и наказание

вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, — но это был человек добрый и благородный,
любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся
всяким развратным людям и уж бог знает с кем он не пил, с теми, которые даже подошвы его
не стоили! Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли:
мертво-пьяный идет, а про детей помнит.
— Пе-туш-ка? Вы изволили сказать: пе-туш-ка? — крикнул провиантский господин.
Катерина Ивановна не удостоила его ответом. Она о чем-то задумалась и вздохнула.
— Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга была, —
продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня
очень, очень уважал! Доброй души был человек! И так его жалко становилось иной раз!
Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а
потом и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-
нибудь и удержать можно было.
— Да-с, бывало-с дранье вихров-с, бывало-с неоднократно-с, — проревел опять
провиантский и влил в себя еще рюмку водки.
— Не только драньем вихров, но даже и помелом было бы полезно обойтись с иными
дураками. Я не о покойнике теперь говорю! — отрезала Катерина Ивановна провиантскому.
Красные пятна на щеках ее рдели всё сильнее и сильнее, грудь ее колыхалась. Еще
минута, и она уже готова была начать историю. Многие хихикали, многим, видимо, было это
приятно. Провиантского стали подталкивать и что-то шептать ему. Их, очевидно, хотели
стравить.
— А па-а-азвольте спросить, это вы насчет чего-с, — начал провиантский, — то есть на
чей… благородный счет… вы изволили сейчас… А впрочем, не надо! Вздор! Вдова!
Вдовица! Прощаю… Пас! — и он стукнул опять водки.
Раскольников сидел и слушал молча и с отвращением. Ел же он, только разве из
учтивости прикасаясь к кускам, которые поминутно накладывала на его тарелку Катерина
Ивановна, и то только, чтоб ее не обидеть. Он пристально приглядывался к Соне. Но Соня
становилась всё тревожнее и озабоченнее; она тоже предчувствовала, что поминки мирно не
кончатся, и со страхом следила за возраставшим раздражением Катерины Ивановны. Ей,
между прочим, было известно, что главною причиной, по которой обе приезжие дамы так
презрительно обошлись с приглашением Катерины Ивановны, была она, Соня. Она слышала
от самой Амалии Ивановны, что мать даже обиделась приглашением и предложила вопрос:
«Каким образом она могла бы посадить рядом с этой девицей свою дочь?» Соня
предчувствовала, что Катерине Ивановне как-нибудь уже это известно, а обида ей, Соне,
значила для Катерины Ивановны более, чем обида ей лично, ее детям, ее папеньке, одним
словом, была обидой смертельною, и Соня знала, что уж Катерина Ивановна теперь не
успокоится, «пока не докажет этим шлепохвосткам, что они обе», и т. д., и. т. д. Как нарочно,
кто-то переслал с другого конца стола Соне тарелку, с вылепленными на ней, из черного
хлеба, двумя сердцами, пронзенными стрелой. Катерина Ивановна вспыхнула и тотчас же
громко заметила, через стол, что переславший, конечно, «пьяный осел». Амалия Ивановна,
тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная до глубины души
высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение общества в
другую сторону и, кстати, уж чтоб поднять себя в общем мнении, начала вдруг, ни с того ни
с сего, рассказывать, что какой-то знакомый ее, «Карль из аптеки», ездил ночью на извозчике
и что «извозчик хотель его убиваль и что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не
убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль». Катерина
Ивановна хоть и улыбнулась, но тотчас же заметила, что Амалии Ивановне не следует по-
русски анекдоты рассказывать. Та еще больше обиделась и возразила, что ее «фатер аус
Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и всё руки по карман ходиль». Смешливая
Катерина Ивановна не вытерпела и ужасно расхохоталась, так что Амалия Ивановна стала
уже терять последнее терпение и едва крепилась.
— Вот сычиха-то! — зашептала тотчас же опять Катерина Ивановна Раскольникову,