Page 203 - Преступление и наказание

угол, где находилась Соня.
Катерина Ивановна как стояла на месте, так и осталась, точно громом пораженная. Она
понять не могла, как мог Петр Петрович отречься от хлеба-соли ее папеньки. Выдумав раз
эту хлеб-соль, она уже ей свято сама верила. Поразил ее и деловой, сухой, полный даже
какой-то презрительной угрозы тон Петра Петровича. Да и все как-то притихли мало-помалу
при его появлении. Кроме того, что этот «деловой и серьезный» человек слишком уж резко
не гармонировал со всею компанией, кроме того, видно было, что он за чем-то важным
пришел, что, вероятно, какая-нибудь необыкновенная причина могла привлечь его в такую
компанию и что, стало быть, сейчас что-то случится, что-то будет. Раскольников, стоявший
подле Сони, посторонился пропустить его; Петр Петрович, казалось, совсем его не заметил.
Через минуту на пороге показался и Лебезятников; в комнату он не вошел, но остановился
тоже с каким-то особенным любопытством, почти с удивлением; прислушивался, но,
казалось, долго чего-то понять не мог.
— Извините, что я, может быть, прерываю, но дело довольно важное-с, — заметил
Петр Петрович как-то вообще и не обращаясь ни к кому в особенности, — я даже и рад при
публике. Амалия Ивановна, прошу вас покорнейше, в качестве хозяйки квартиры, обратить
внимание на мой последующий разговор с Софьей Ивановной. Софья Ивановна, —
продолжал он, обращаясь прямо к чрезвычайно удивленной и уже заранее испуганной
Соне, — со стола моего, в комнате друга моего, Андрея Семеновича Лебезятникова, тотчас
же вслед за посещением вашим, исчез принадлежавший мне государственный кредитный
билет сторублевого достоинства. Если каким бы то ни было образом вы знаете и укажете
нам, где он теперь находится, то, уверяю вас честным словом, и беру всех в свидетели, что
дело тем только и кончится. В противном же случае принужден буду обратиться к мерам
весьма серьезным, тогда… пеняйте уже на себя-с!
Совершенное молчание воцарилось в комнате. Даже плакавшие дети затихли. Соня
стояла мертво-бледная, смотрела на Лужина и ничего не могла отвечать. Она как будто еще и
не понимала. Прошло несколько секунд.
— Ну-с, так как же-с? — спросил Лужин, пристально смотря на нее.
— Я не знаю… Я ничего не знаю… — слабым голосом проговорила наконец Соня.
— Нет? Не знаете? — переспросил Лужин и еще несколько секунд помолчал. —
Подумайте, мадемуазель, — начал он строго, но всё еще как будто увещевая, — обсудите, я
согласен вам дать еще время на размышление. Извольте видеть-с: если б я не был так уверен,
то уж, разумеется, при моей опытности, не рискнул бы так прямо вас обвинить; ибо за
подобное, прямое и гласное, но ложное или даже только ошибочное обвинение я, в
некотором смысле, сам отвечаю. Я это знаю-с. Утром сегодня я разменял, для своих
надобностей, несколько пятипроцентных билетов на сумму, номинально, в три тысячи
рублей. Расчет у меня записан в бумажнике. Придя домой, я — свидетель тому Андрей
Семенович — стал считать деньги и, сосчитав две тысячи триста рублей, спрятал их в
бумажник, а бумажник в боковой карман сюртука. На столе оставалось около пятисот
рублей, кредитными билетами, и между ними три билета, во сто рублей каждый. В эту
минуту прибыли вы (по моему зову) — и всё время у меня пребывали потом в чрезвычайном
смущении, так что даже три раза, среди разговора, вставали и спешили почему-то уйти, хотя
разговор наш еще не был окончен. Андрей Семенович может всё это засвидетельствовать.
Вероятно, вы сами, мадемуазель, не откажетесь подтвердить и заявить, что призывал я вас,
через Андрея Семеновича, единственно для того только, чтобы переговорить с вами о
сиротском и беспомощном положении вашей родственницы, Катерины Ивановны (к которой
я не мог прийти на поминки), и о том, как бы полезно было устроить в ее пользу что-нибудь
вроде подписки, лотереи или подобного. Вы меня благодарили и даже прослезились (я
рассказываю всё так, как было, чтобы, во-первых, напомнить вам, а во-вторых, показать вам,
что из памяти моей не изгладилась ни малейшая черта). Затем я взял со стола
десятирублевый кредитный билет и подал вам, от своего имени, для интересов вашей
родственницы и в видах первого вспоможения. Всё это видел Андрей Семенович. Затем я вас