Page 202 - Преступление и наказание
P. 202
Амалия Ивановна вспыхнула и, озлобившись, заметила, что она только «добра желаль» и что
она «много ошень добра желаль», а что ей «за квартир давно уж гельд не платиль». Катерина
Ивановна тотчас же «осадила» ее, сказав, что она лжет, говоря, что «добра желаль», потому
что еще вчера, когда покойник еще на столе лежал, она ее за квартиру мучила. На это
Амалия Ивановна весьма последовательно заметила, что она «тех дам приглашаль, но что те
дам не пришоль, потому что те дам благородный дам и не могут пришоль к неблагородный
дам». Катерина Ивановна тотчас же «подчеркнула» ей, что так как она чумичка, то и не
может судить о том, что такое истинное благородство. Амалия Ивановна не снесла и тотчас
же заявила, что ее «фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и обе рук по карман
ходиль и всё делаль этак: пуф! пуф!», и, чтобы действительнее представить своего фатера,
Амалия Ивановна привскочила со стула, засунула свои обе руки в карманы, надула щеки и
стала издавать какие-то неопределенные звуки ртом, похожие на пуф-пуф, при громком
хохоте всех жильцов, которые нарочно поощряли Амалию Ивановну своим одобрением,
предчувствуя схватку. Но этого уже не могла вытерпеть Катерина Ивановна и немедленно,
во всеуслышание, «отчеканила», что у Амалии Ивановны, может, никогда и фатера-то не
было, а что просто Амалия Ивановна — петербургская пьяная чухонка и, наверно, где-
нибудь прежде в кухарках жила, а пожалуй, и того хуже. Амалия Ивановна покраснела как
рак и завизжала, что это, может быть, у Катерины Ивановны «совсем фатер не буль; а что у
ней буль фатер аус Берлин, и таки длинны сюртук носиль, и всё делаль: пуф, пуф, пуф!»
Катерина Ивановна с презрением заметила, что ее происхождение всем известно и что в этом
самом похвальном листе обозначено печатными буквами, что отец ее полковник; а что отец
Амалии Ивановны (если только у ней был какой-нибудь отец), наверно, какой-нибудь
петербургский чухонец, молоко продавал; а вернее всего, что и совсем отца не было, потому
что еще до сих пор неизвестно, как зовут Амалию Ивановну по батюшке: Ивановна или
Людвиговна? Тут Амалия Ивановна, рассвирепев окончательно и ударяя кулаком по столу,
принялась визжать, что она Амаль-Иван, а не Людвиговна, что ее фатер «зваль Иоган и что
он буль бурмейстер», а что фатер Катерины Ивановны «совсем никогда буль бурмейстер».
Катерина Ивановна встала со стула и строго, по-видимому спокойным голосом (хотя вся
бледная и с глубоко подымавшеюся грудью), заметила ей, что если она хоть только один еще
раз осмелится «сопоставить на одну доску своего дрянного фатеришку с ее папенькой, то
она, Катерина Ивановна, сорвет с нее чепчик и растопчет его ногами». Услышав это, Амалия
Ивановна забегала по комнате, крича изо всех сил, что она хозяйка и чтоб Катерина
Ивановна «в сию минуту съезжаль с квартир»; затем бросилась для чего-то обирать со стола
серебряные ложки. Поднялся гам и грохот; дети заплакали. Соня бросилась было удерживать
Катерину Ивановну; но когда Амалия Ивановна вдруг закричала что-то про желтый билет,
Катерина Ивановна отпихнула Соню и пустилась к Амалии Ивановне, чтобы немедленно
привести свою угрозу, насчет чепчика, в исполнение. В эту минуту отворилась дверь, и на
пороге комнаты вдруг показался Петр Петрович Лужин. Он стоял и строгим, внимательным
взглядом оглядывал всю компанию. Катерина Ивановна бросилась к нему.
III
— Петр Петрович! — закричала она, — защитите хоть вы! Внушите этой глупой твари,
что не смеет она так обращаться с благородной дамой в несчастии, что на это есть суд… я к
самому генерал-губернатору… Она ответит… Помня хлеб-соль моего отца, защитите сирот.
— Позвольте, сударыня… Позвольте, позвольте, сударыня, — отмахивался Петр
Петрович, — папеньки вашего, как и известно вам, я совсем не имел чести знать…
позвольте, сударыня! (кто-то громко захохотал), а в ваших беспрерывных распрях с Амалией
Ивановной я участвовать не намерен-с… Я по своей надобности… и желаю объясниться,
немедленно, с падчерицей вашей, Софьей… Ивановной… Кажется, так-с? Позвольте пройти-
с…
И Петр Петрович, обойдя бочком Катерину Ивановну, направился в противоположный