Page 342 - Преступление и наказание

С. 501. …этих стриженых девок ~ Лезут в академию, учатся анатомии… — В России
1860-х годов образование было для женщин ограничено возможностью получения только
двух профессий: акушерки и учительницы. Подготовка к первой из них осуществлялась в
Петербурге на курсах при Медико-хирургической (ныне Военно-медицинской) академии.
В 1866 г. в связи с выстрелом Каракозова слушательницы медицинских курсов
подвергались жестоким гонениям и нападкам.

212

С. 501. …я вот заболею, ну позову ли я девицу лечить себя? В 1861 г. Д. И. Писарев
возражал фельетонисту киевской газеты «Современная медицина», заявившему, что
женщины-медики будут поставлены в щекотливое положение, если им придется лечить
специально мужские болезни (Писарев Д. И. Собр. соч. М., 1955. Т. 1. С. 236).

213

С. 504. Сибирь. На берегу широкой, пустынной реки ~ крепость, в крепости острог. —
Достоевский рисует здесь картину Омского острога, расположенного на берегу Иртыша, где
он провел четыре года.

214

С. 511. …у острожных ворот или в кордегардии ~ на кирпичных заводах… — Эти
строки автобиографичны. Достоевский дважды ходил с партией арестантов за несколько
верст от крепости работать на кирпичный завод. Из мемуаров мы знаем также, что Ф. М.
Достоевский и С. Ф. Дуров часто оставлялись для работ при остроге и, по смене старого
караула, требовались новым начальником в кордегардию.

215

С. 514. …были тоже ссыльные поляки… — О ссыльных поляках, отбывавших каторгу в
Омском остроге одновременно с Достоевским, см. «Записки из Мертвого дома».

216

С. 515. …Его даже стали ~ ненавидеть ~ смеялись над его преступлением ~ Один
каторжный бросился было на него… — Эти строки автобиографичны. Ср. письмо
Достоевского к брату M. M. Достоевскому от 30 января — 22 февраля 1854 г., где писатель
вспоминает: «…нас, дворян, встретили они враждебно и с злобною радостью в нашем горе
<…> „Вы, дворяне, железные носы, нас заклевали. Прежде господином был, народ мучил, а
теперь хуже последнего наш брат стал“» (XXVIII, кн. 1, 169).

217

С. 516. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то