Page 101 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 101

Сидя  в  коляске,  она  прежде  всего  дала  отдохнуть  своему  лицу  от  улыбки.  С  злым
               лицом она ехала через деревню и с злым лицом отвечала на поклоны встречных мужиков.
               Приехав домой, она прошла черным ходом к себе в спальню и прилегла на постель мужа.
                     — Господи,  боже  мой, —  шептала  она, —  к  чему  эта  каторжная  работа?  К  чему  эти
               люди толкутся здесь и делают вид, что им весело? К чему я улыбаюсь и лгу? Не понимаю, не
               понимаю!
                     Послышались шаги и голоса. Это вернулись гости.
                     «Пусть, — подумала Ольга Михайловна. — Я еще полежу».
                     Но в спальню вошла горничная и сказала:
                     — Барыня, Марья Григорьевна уезжает!
                     Ольга Михайловна вскочила, поправила прическу и поспешила из спальни.
                     — Марья  Григорьевна,  что  же  это  такое? —  начала  она  обиженным  голосом,  идя
               навстречу Марье Григорьевне. — Куда вы это торопитесь?
                     — Нельзя, голубчик, нельзя! Я и так уже засиделась. Меня дома дети ждут.
                     — Недобрая вы! Отчего же вы детей с собой не взяли?
                     — Милая, если позволите, я привезу их к вам как‑нибудь в будень, но сегодня…
                     — Ах, пожалуйста, — перебила Ольга Михайловна, — я буду очень рада! Дети у вас
               такие  милые!  Поцелуйте  их  всех…  Но,  право,  вы  меня  обижаете!  Зачем  торопиться,  не
               понимаю!
                     — Нельзя,  нельзя…  Прощайте,  милая.  Берегите  себя.  Вы  ведь  в  таком  теперь
               положении…
                     И  обе  поцеловались.  Проводив  гостью  до  экипажа,  Ольга  Михайловна  пошла  в
               гостиную к дамам. Там уж огни были зажжены, и мужчины усаживались играть в карты.

                                                              IV

                     Гости  стали  разъезжаться  после  ужина,  в  четверть  первого.  Провожая  гостей,  Ольга
               Михайловна стояла на крыльце и говорила:
                     — Право, вы бы взяли шаль! Становится немножко свежо. Не дай бог, простудитесь!
                     — Не  беспокойтесь,  Ольга  Михайловна! —  отвечали  гости,  усаживаясь. —  Ну,
               прощайте! Смотрите же, мы ждем вас! Не обманите!
                     — Тпррр! — сдерживал кучер лошадей.
                     — Трогай, Денис! Прощайте, Ольга Михайловна!
                     — Детей поцелуйте!
                     Коляска  трогалась  с  места  и  тотчас  же  исчезала  в  потемках.  В  красном  круге,
               бросаемом лампою на дорогу, показывалась новая пара или тройка нетерпеливых лошадей и
               силуэт кучера с протянутыми вперед руками. Опять начинались поцелуи, упреки и просьбы
               приехать еще раз или взять шаль. Петр Дмитрич выбегал из передней и помогал дамам сесть
               в коляску.
                     — Ты поезжай теперь на Ефремовщину, — учил он кучера. — Через Манькино ближе,
               да  там  дорога  хуже.  Чего  доброго,  опрокинешь…  Прощайте,  моя  прелесть!  Mille
               compliments  15  вашему художнику!
                     — Прощайте,  душечка,  Ольга  Михайловна!  Уходите  в  комнаты,  а  то  простудитесь!
               Сыро! — Тпррр! Балуешься!
                     — Это какие же у вас лошади? — спрашивал Петр Дмитрич.
                     — В Великом посту у Хайдарова купили, — отвечал кучер.
                     — Славные конячки…
                     И Петр Дмитрич хлопал пристяжную по крупу.
                     — Ну, трогай! Дай бог час добрый!


                 15  Тысячу приветствий (франц.).
   96   97   98   99   100   101   102   103   104   105   106