Page 356 - Рассказы. Повести. Пьесы

Нина Ивановна хотела что-то сказать, но не могла выговорить ни слова, всхлипнула и
ушла к себе. Басы опять загудели в печке, стало вдруг страшно. Надя вскочила с постели и
быстро пошла к матери. Нина Ивановна, заплаканная, лежала в постели, укрывшись голубым
одеялом, и держала в руках книгу.
— Мама, выслушай меня! — проговорила Надя. — Умоляю тебя, вдумайся и пойми!
Ты только пойми, до какой степени мелка и унизительна наша жизнь. У меня открылись
глаза, я теперь все вижу. И что такое твой Андрей Андреич? Ведь он же не умен, мама!
Господи боже мой! Пойми, мама, он глуп!
Нина Ивановна порывисто села.
— Ты и твоя бабка мучаете меня! — сказала она, вспыхнув. — Я жить хочу! жить! —
повторила она и раза два ударила кулачком по груди. — Дайте же мне свободу! Я еще
молода, я жить хочу, а вы из меня старуху сделали!..
Она горько заплакала, легла и свернулась под одеялом калачиком, и показалась такой
маленькой, жалкой, глупенькой. Надя пошла к себе, оделась и, севши у окна, стала
поджидать утра. Она всю ночь сидела и думала, а кто-то со двора все стучал в ставню и
насвистывал.
Утром бабушка жаловалась, что в саду ночью ветром посбивало все яблоки и сломало
одну старую сливу. Было серо, тускло, безотрадно, хоть огонь зажигай; все жаловались на
холод, и дождь стучал в окна. После чаю Надя вошла к Саше и, не сказав ни слова, стала на
колени в углу у кресла и закрыла лицо руками.
— Что? — спросил Саша.
— Не могу… — проговорила она. — Как я могла жить здесь раньше, не понимаю, не
постигаю! Жениха я презираю, себя презираю, презираю всю эту праздную, бессмысленную
жизнь…
— Ну, ну… — проговорил Саша, не понимая еще, в чем дело. — Это ничего… Это
хорошо.
— Эта жизнь опостылела мне, — продолжала Надя, — я не вынесу здесь и одного дня.
Завтра же я уеду отсюда. Возьмите меня с собой, бога ради!
Саша минуту смотрел на нее с удивлением; наконец он понял и обрадовался, как
ребенок. Он взмахнул руками и начал притоптывать туфлями, как бы танцуя от радости.
— Великолепно! — говорил он, потирая руки. — Боже, как это хорошо!
А она глядела на него, не мигая, большими, влюбленными глазами, как очарованная,
ожидая, что он тотчас же скажет ей что-нибудь значительное, безграничное по своей
важности; он еще ничего не сказал ей, но уже ей казалось, что перед нею открывается нечто
новое и широкое, чего она раньше не знала, и уже она смотрела на него, полная ожиданий,
готовая на все, хотя бы на смерть.
— Завтра я уезжаю, — сказал он, подумав, — и вы поедете на вокзал провожать меня…
Ваш багаж я заберу в свой чемодан и билет вам возьму; а во время третьего звонка вы
войдете в вагон, — мы и поедем. Проводите меня до Москвы, а там вы одни поедете в
Петербург. Паспорт у вас есть?
— Есть.
— Клянусь вам, вы не пожалеете и не раскаетесь, — сказал Саша с увлечением. —
Поедете, будете учиться, а там пусть вас носит судьба. Когда перевернете вашу жизнь, то все
изменится. Главное — перевернуть жизнь, а все остальное не важно. Итак, значит, завтра
поедем?
— О да! Бога ради!
Наде казалось, что она очень взволнована, что на душе у нее тяжело, как никогда, что
теперь до самого отъезда придется страдать и мучительно думать; но едва она пришла к себе
наверх и прилегла на постель, как тотчас же уснула и спала крепко, с заплаканным лицом, с
улыбкой, до самого вечера.

V