Page 84 - Рассказы. Повести. Пьесы

9
— Ну, как доехал, puer bone ? — засыпал его о. Христофор вопросами, наливая ему
чаю и, по обыкновению, лучезарно улыбаясь. — Небось надоело? И не дай бог на обозе или
на волах ехать! Едешь, едешь, прости господи, взглянешь вперед, а степь всё такая ж
протяженно-сложенная, как и была: конца краю не видать! Не езда, а чистое поношение. Что
ж ты чаю не пьешь? Пей! А мы без тебя тут, пока ты с обозом тащился, все дела под орех
разделали. Слава богу! Продали шерсть Черепахину и так, как дай бог всякому. Хорошо
попользовались.
При первом взгляде на своих Егорушка почувствовал непреодолимую потребность
жаловаться. Он не слушал о. Христофора и придумывал, с чего бы начать и на что особенно
пожаловаться. Но голос о. Христофора, казавшийся неприятным и резким, мешал ему
сосредоточиться и путал его мысли. Не посидев и пяти минут, он встал из-за стола, пошел к
дивану и лег.
— Вот-те на! — удивился о. Христофор. — А как же чай?
Придумывая, на что бы такое пожаловаться, Егорушка припал лбом к стене дивана и
вдруг зарыдал.
— Вот-те на! — повторил о. Христофор, поднимаясь и идя к дивану. — Георгий, что с
тобой? Что ты плачешь?
— Я… я болен! — проговорил Егорушка.
— Болен? — смутился о. Христофор. — Вот это уж и нехорошо, брат… Разве можно в
дороге болеть? Ай, ай, какой ты, брат… а?
Он приложил руку к Егорушкиной голове, потрогал щеку и сказал:
— Да, голова горячая… Это ты, должно быть, простудился или чего-нибудь покушал…
Ты бога призывай.
— Хинины ему дать… — сказал смущенно Иван Иваныч.
— Нет, ему бы чего-нибудь горяченького покушать… Георгий, хочешь супчику? А?
— Не… не хочу… — ответил Егорушка.
— Тебя знобит, что ли?
— Прежде знобило, а теперь… теперь жар. У меня всё тело болит…
Иван Иваныч подошел к дивану, потрогал Егорушку за голову, смущенно крякнул и
вернулся к столу.
— Вот что, ты раздевайся и ложись спать, — сказал о. Христофор, — тебе выспаться
надо.
Он помог Егорушке раздеться, дал ему подушку и укрыл его одеялом, а поверх одеяла
пальтом Ивана Иваныча, затем отошел на цыпочках и сел за стол. Егорушка закрыл глаза и
ему тотчас же стало казаться, что он не в номере, а на большой дороге около костра; Емельян
махнул рукой, а Дымов с красными глазами лежал на животе и насмешливо глядел на
Егорушку.
— Бейте его! Бейте его! — крикнул Егорушка.
— Бредит… — проговорил вполголоса о. Христофор.
— Хлопоты! — вздохнул Иван Иваныч.
— Надо будет его маслом с уксусом смазать. Бог даст, к завтраму выздоровеет.
Чтобы отвязаться от тяжелых грез, Егорушка открыл глаза и стал смотреть на огонь. О.
Христофор и Иван Иваныч уже напились чаю и о чем-то говорили шёпотом. Первый
счастливо улыбался и, по-видимому, никак не мог забыть о том, что взял хорошую пользу на
шерсти; веселила его не столько сама польза, сколько мысль, что, приехав домой, он соберет
всю свою большую семью, лукаво подмигнет и расхохочется; сначала он всех обманет и
скажет, что продал шерсть дешевле своей цены, потом же подаст зятю Михайле толстый
бумажник и скажет: «На, получай! Вот как надо дела делать!» Кузьмичов же не казался
довольным. Лицо его по-прежнему выражало деловую сухость и заботу.

9 добрый мальчик? (лат.).