Page 37 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви
P. 37
И вот все уже смолкли, и он отошел от стола, закрыл свою книгу, когда Александра
Ивановна легонько кивнула Тане.
Она взбежала по ступенькам, не вынимая руки из кармана. Она приближалась к нему,
быстро перебирая ногами по доскам, потом пошла медленней, потом остановилась. А он
смотрел в ее блестящие глаза, не делая ни одного движения.
«Он забыл, – подумала Таня. – Что будет теперь?»
Мороз пробежал по ее коже.
– От имени всех пионеров и школьников… – сказала она слабым голосом.
Нет, он не забыл. Он не дал ей кончить; широко раскинув руки, подбежал к ней, заслонил
от всех и, вынув цветы из ее крепкой сжатой ладони, положил их на стол. Потом обнял ее, и
вместе они сошли со сцены в зал. Он никому не давал к ней прикоснуться, пока со всех сторон
не окружили их дети.
Маленькая девочка шла перед ними и кричала:
– Дядя, вы живой писатель, настоящий или нет?
– Живой, живой, – говорил он.
– Я никогда не видала живого. Я думала, он совсем не такой.
– А какой же?
– Я думала, толстый.
Он присел перед девочкой на корточки и потонул среди детей, как в траве. Они касались
его руками, они шумели вокруг, и никогда самая громкая слава не пела ему в уши так сладко,
как этот страшный крик, оглушавший его.
Он на секунду прикрыл глаза рукой.
А Таня стояла возле, почти касаясь его плеча. Вдруг она почувствовала, как кто-то
старается вынуть ее руку, запрятанную глубоко в карман. Она вскрикнула и отстранилась. Это
Коля держал ее руку за кисть и тянул к себе изо всей силы. Она боролась, сгибая локоть, пока
не ослабела рука. И Коля вынул ее из кармана, но не поднял вверх, как ожидала Таня, а только
крепко сжал своими руками.
– Таня, – сказал он тихо, – я так боялся за тебя! Я думал, что будут над тобой смеяться.
Но ты молодец! Не сердись на меня, не сердись, я прошу! Мне так хочется танцевать с тобой в
школе на елке!
Ни обычной усмешки, ни упрямства не услышала она в его словах.
Он положил свою руку ей на плечо, словно веселый танец уже начался, словно они стали
кружиться.
Она покраснела, глядя на него в смятении. Нежная улыбка осветила ее лицо, наполнила
глаза и губы. И, ничего не боясь, она тоже подняла свою руку. Она совсем забыла о своих
обидах, и несколько секунд ее перепачканная худая девическая рука покоилась на его плече.
Вдруг Филька обнял обоих. Он пытливо смотрел то на Таню, то на Колю, и беспечное
лицо его на этот раз не выражало радости.
– Помирились, значит, – громко сказал он.
Таня отдернула руку, сняла ее с плеча Коли, опустила вниз вдоль бедра.
– Что ты глупости говоришь, Филька! – сказала она, покраснев еще сильнее. – Он просто
просил меня, чтобы я пригласила его к себе завтра на праздник. Но я не приглашаю. А
впрочем, пусть приходит, если ему уж так хочется.
– Да, да, – вздохнул легонько Филька, – завтра Новый год, я помню – это твой праздник.
Я приду к тебе с отцом, он просил меня. Можно?
– Приходи, – поспешно заметила Таня. – Может быть, у меня будет нескучно.
Приходи, – сказала она и Коле, прикоснувшись к его рукаву.
Филька с силой протиснулся между ними, а за ним толпа, стремящаяся вперед, широкой
рекой разъединила их.
XIV
