Page 42 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви
P. 42
– Я выходила на улицу подышать. У меня закружилась голова.
– Так иди же приляг на мою постель, – сказала мать.
Коля соскочил со стула и подошел к Тане совсем близко.
– Подожди, – сказал он, – я хочу показать тебе свой подарок. Я ходил за ним далеко к
знакомому китайцу.
Он принес ей сначала целую кучу мотылей – тонких червячков, более красных, чем
ягоды лесного шиповника. Она положила их на лежанку, где сушились дрова. Затем он
показал ей маленький аквариум, в котором плавала золотая рыба. Она была большая, с
опущенным хвостом, похожим на длинное платье. Она толкалась в стекло. Она едва
помещалась в своих прозрачных стенах. Листики зелени плавали сверху на воде.
Таня сказала:
– Ты ходил за ней к китайцу? Это совершенно напрасно. Я не держу, как Женя, рыбок за
стеклом на окне. Придется ее зажарить.
Коля сдвинул брови, глаза его стали темней, непроницаемей. Он как будто не слышал
слов Тани. Только руки его ослабели, аквариум закачался, рыба, плеснув хвостом, всплыла
наверх, и несколько капель воды пролилось через край на пол.
Коля подошел к старухе, весь вечер стоявшей в дверях.
– Няня, – сказал он, – зажарьте эту рыбу с картошкой, Таня просит.
– Да, да, – сказала Таня, – зажарьте ее, няня. Она очень вкусна. Она из породы
карасевых.
И, подойдя к отцу, она взяла его за руки:
– Папа, мы будем с тобой сегодня много танцевать. Ты хорошо танцуешь.
И вот ноги ее, так много пробежавшие сегодня по сугробам и по снегу, снова начали
двигаться – теперь уже по гладкому полу. Она поднималась на цыпочки, чтобы закинуть руку
на плечо отца. И когда голова ее, немного запрокинутая назад, уставала, Таня нагибалась и
лбом прижималась к его рукаву. А руки отца слегка покачивали ее. Она склонялась туда и
сюда, как речная трава, выросшая на тихом течении. И он был счастлив, улыбался. Наконец-то
он был вознагражден за свои старания, которые, казалось ему, сегодня были напрасны, за свои
богатые подарки, за веселую пляску, за апельсины во льду, за несколько капель вина, которые
разрешил он выпить детям.
Мать расхаживала среди гостей, тоже счастливая. Хотя каждый шаг ее был сдержан, но
лицо наполнено живостью, и даже голос у нее был другой.
Таня танцевала и с матерью, и с Надеждой Петровной и, устав от танцев, остановилась в
углу за своим разукрашенным деревцем.
Рядом с ней у окна стоял одиноко Филька. О нем она совсем забыла: за весь вечер не
сказала ему ни слова.
Филька несколько раз позвал ее. Она подняла на него свой рассеянный взгляд.
– А завтра кто-то с Колей пойдет на каток, – сказал Филька.
– Ты, что ли? – спросила Таня.
Филька покачал головой.
– Так кто же?
– Женя.
– А-а…
Таня схватилась за деревце. Оно закачалось под тяжестью ее руки, и серебряный шарик
упал и разбился о пол. Таня наступила на осколки ногой.
– Что еще просил тебя сказать мне Коля?
Но Фильке уже стало жалко ее.
Его лицо, темное, как у отца и братьев, блестело при свете свечей. Он сказал:
– А я могу свечку съесть.
Таня молча смотрела на него. А Филька на самом деле снял с пихты горящую свечку,
задул ее и начал жевать.
Таня пришла вдруг в себя.