Page 32 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

– Нет, отчего же? – ответил им Филька. – Я дам ей самый большой кусок. Пусть только
подойдет ко мне.
Женя подошла.
Филька вынул из кармана маленький пакетик, сделанный из бумаги, и осторожно
положил в ее руку.
– Ты даешь мне слишком много, – с удивлением сказала Женя.
Она развернула бумажку.
Маленький, недавно родившийся мышонок, дрожа, сидел на ее руке. Она с криком
бросила его на землю, а девочки, стоявшие поближе, разбежались.
Мышонок, сидя на снегу, дрожал.
– Что вы делаете? – сказала сердито Таня. – Ведь он замерзнет!
Она нагнулась и, подняв мышонка, подула на него, согрела у своих губ теплым
дыханием, потом сунула его к себе под шубку за пазуху.

К толпе подошел человек, которого никто в этом городе раньше не видел. Он был в
сибирской шапке из лисьего меха и в дорожной дохе. Ноги же его были обуты плохо. И это
увидели все.
– Кто-то приехал сюда, – сказал Филька, – не здешний.
– Не здешний, – подтвердили другие.
Все смотрели на него, пока он подходил. А маленькая девочка с проворными ногами
даже ухватила его за шубу.
– Дядя, вы инспектор? – спросила она.
Он подошел к толпе, где стояла Таня, и сказал:
– Скажите мне, ребята, как попасть к директору?
Все отступили назад. Это мог быть в самом деле инспектор.
– Почему же вы молчите? – спросил он и обратился к Тане: – Проводи меня ты, девочка.
Таня оглянулась, полагая, что он говорит другой.
– Нет, ты, девочка, ты, с серыми глазами, у которой мышонок.
Таня посмотрела на него, раскрыв широко глаза и громко жуя свою серу. Из-за плеча ее
выглядывал мышонок, пригревшийся под воротником ее шубки.
Человек улыбнулся ему.
И тогда Таня выплюнула серу и пошла вперед к крыльцу.
– Кто это? – спросил Коля.
– Это, наверное, инспектор из Владивостока, – сказали ему другие.
А Филька вдруг крикнул с испугом:
– Это герой, честное слово! Я видел на груди его орден.

XIII

Меж тем это был писатель. Кто его знает, зачем он приехал в этот город зимой без
валенок, в одних только сапогах. Да и сапоги его были не из коровьей кожи, прошитой, как у
старателей, жилками, а из обыкновенного серого брезента, который никак уж не мог согреть
его ноги. Правда, на нем была и длинная теплая шуба, и шапка из рыжей лисы. В этой шубе и
шапке его видели и в клубе у пограничников. Говорили, будто он родился в этом городе и
даже учился в этой самой школе, куда сегодня пришел.
Может быть, захотелось ему вспомнить свое детство, когда он рос здесь мальчиком и
пусть холодный, а все же родимый ветер дул в его лицо и знакомый снег ложился на его
ресницы. Или, может, захотелось ему посмотреть, как новая поросль шумит теперь на берегу
его реки. Или, может быть, соскучился он со своей славой в Москве и решил отдохнуть, как те
большие и зоркие птицы, что целый день парят высоко над лиманом и потом опускаются на