Page 41 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

– Съешь его, – сказал охотник, без всякого удивления глядя на этот странный плод. – Он
подарен тебе друзьями, и в нем не может быть никакого вреда. Но не будь он такой большой, я
принял бы его за ягоду, упавшую с рябины на землю, и почистил бы им свою новую трубочку,
на которой медь так быстро тускнеет от холода в нашем лесу. Однако, – добавил он с
достоинством, – рябина у нас тоже бывает крупна перед морозом.
Он отстранил апельсин рукою. Он был уже стар и ничему не желал отдавать
предпочтение, ничему, что не росло в его родном лесу.
Тогда Филька сунул свой апельсин за пазуху, чтобы поделиться им с Таней. Ничего не
мог он съесть один – ни сладкого корня, который находил в лесу, ни весенней заболони лип,
ни шмелиного меду, ни кислого сока у муравьев.
Но Тани не было в толпе ее гостей. Куда она ушла? Что с ней? Она была сегодня
печальна.
Филька заглянул в другую комнату, где было темно и на кроватях лежали шубы. Ее и тут
не было. Тогда он отправился на кухню и в сенях увидел Таню. Она незаметно пробиралась к
дверям. Она была уже в дошке и, нагнувшись, затягивала у щиколотки ремешки своих новых
торбасов.
Филька молча отодвинулся, заслонив ее от взглядов гостей.
Таня вышла на крыльцо. Воздух столбами подымался вверх и на страшной высоте
превращался в тонкие облака, волочившиеся по освещенному небу. И сквозь них, точно
сквозь прозрачное стекло, затуманенное дыханием, виднелась небольшая холодная луна.
Таня ступила на снег, стараясь не скрипеть. Легкая сверкающая мгла посыпалась ей на
плечи, на лицо. Она провела рукой по своей непокрытой голове и вышла за ворота. Она бегом
пересекла улицу и остановилась у дома, где жила Женя. Он был весь окружен сугробами.
Таня присела на снег и посидела немного, стыдясь заглянуть в окно. Потом забралась на
сугроб. Окно приходилось как раз перед глазами. И сквозь стекло был виден свет, похожий на
луну смутной своей белизной. Это горели свечи на елке. И вокруг нее двигались дети. Тени их
проплывали мимо неподвижного взора Тани, и в каждой она узнавала Колю.
Голова ее пылала на морозе. А она все глядела. И тени плыли и плыли, как в сумрачном
царстве воды. И только одна оставалась неподвижной, более глубокая и черная, чем другие, –
тень огромной рыбы с опущенным хвостом. Но и она вскоре поплыла. Она двигалась то вверх,
то вниз, то становилась косо поперек всего стекла. И даже пузырьки, которые она выпускала
изо рта, были отлично видны.
«Что это? – с диким страхом подумала Таня. – Ах, это аквариум Жени, который стоит на
окне».
Но вот чьи-то темные руки протянулись к окну, и рыба исчезла. Исчезла и вся волшебная
картина, долго занимавшая Таню. Кто-то спиной заслонил окно.
Близко стукнула дверь на крыльце. Таня быстро присела. Она соскользнула с сугроба и,
перескакивая через снег, через лед, через мерзлые доски палисада, помчалась прочь. Она
бежала бог весть куда, блуждала без направления, пока волнение ее не утихло. Но какая
глубокая грусть все еще теснила ее существо!
Таня не решалась войти в свой дом. Она постояла еще у себя во дворе под забором за
стволом березы, скрывавшей ее от всех.
– Что со мной? – говорила она, неизвестно к кому обращаясь. – Что со мной? Откуда это
все, скажите мне кто-нибудь!
Береза молчала, и шумела одна только ель, неохотно пропуская сквозь хвою холодный
воздух.
Филька вышел без шапки на крыльцо и тихо окликнул Таню.
Она не отозвалась. Он выглянул даже за калитку и побрел назад. И только когда он
скрылся, Таня вернулась в дом. Она вошла в свою комнату, где дети по-прежнему кружились
вокруг ее отца. А на стуле стоял Коля и менял догоревшие на пихте свечи. При виде его у Тани
не хватило дыхания. Она покачнулась. Волосы ее были влажны от инея, вся одежда в снегу.
– Таня, где ты была? – спросил с тревогой отец.