Page 6 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

Долго не хотел олень выходить из лесу. Но, когда наконец охотник вывел его снова на
дорогу, музыки уже не было слышно и пыль улеглась обратно на те же самые камни, с каких
она поднялась. И пихты больше не махали ветвями.
Лагерь ушел далеко вперед.
Не что другое, как именно это обстоятельство, послужило причиной тому, что, войдя в
город с холщовой сумочкой за плечами, в тапках, разбитых об острый щебень дороги, Таня у
себя дома никого не нашла.
Мать, не дождавшись, ушла на работу в больницу, как уходила она постоянно, а старая
нянька полоскала на речке белье. Ворота же были открыты.
И Таня вошла в свой двор.
Но много ли путнику нужно? Напиться холодной воды, посидеть на траве, опустив руки
на землю. Вот под забором трава. Она стала тоньше, верхушки ее уже сожжены ночным
инеем, а все же под вечер и в ней трещат кузнечики, невесть как попавшие в город. А вот и
вода. Правда, она не бежит, не струится. Она зиму и лето стоит посреди двора в бочке,
прикованная к старым саням.
Таня открыла затычку и дала напиться цветам, смочив их корни, укутанные белым мхом.
Потом напилась сама и подошла к деревьям, растущим направо от крыльца. Широкая ель и
береза с тонкими ветвями стояли тихо рядом. Ель еще была хороша. Тени ее хватало на
полдвора и больше. Но береза! Она уже начинала желтеть.
Таня потрогала ее белый ствол, весь усеянный наростами.
«Что это? Уже осень?» – подумала она.
И береза уронила сморщенный лист в ее подставленные ладони.
«Да, да, – сказала себе Таня, – это в самом деле осень. Однако ирисы под окном еще
стоят. Может быть, и мои саранки постоят немного. Но где же все наши?»
В это время услышала она рядом с собой тихую возню и ворчанье. Оказалось что это
старая кошка Казак привела своих котят и заставила их попрыгать перед Таней. Потом
прибежала утка, полоща в клюве червя.

Котята за лето выросли, и самый маленький из них, по прозвищу Орел, уже не боялся ни
червей, ни утки.
Затем в калитке показалась собака. Была она ничтожна ростом, с большой головой, и
было ей лет десять по меньшей мере.
Заметив Таню, она остановилась в воротах, и в старых, слезящихся глазах ее засветился
стыд – ей было совестно, что не она первая узнала о возвращении Тани. Невольным ее
движением было уйти назад, вовсе не заметить Тани. Ведь бывают же и такие случаи в
собачьей жизни. Она повернула уже было к воротам, не вильнув даже хвостом. Но все ее
хитрые умыслы разлетелись прахом в тот самый миг, как только Таня позвала ее по имени:
– Тигр!
И тотчас же собака подпрыгнула на своих коротких ногах и бросилась к Тане, в ее
зажатые колени.
Таня долго гладила ее голову, покрытую короткой жесткой шерстью, где под кожей
нащупывались уже старческие бугры.
Да, все это были уже старые и слабые существа, хотя имена их были грозны.
Таня смотрела на собаку с любовью.
А когда подняла глаза, то увидела няньку, тоже старуху, с глубокими морщинками, со
взором, уже потускневшим от долгой жизни.
Поставив ведро с бельем на землю, нянька поцеловала Таню и сказала:
– Какая ты черная стала, не лучше твоего Фильки. А мамы-то ведь нету дома. Ждала,
ждала – не дождалась, на работу ушла. Одни, значит, мы с тобою остались. Мы завсегда одни.
Хочешь, самовар поставлю? А то поешь чего? Уж не знаю, чем они вас там в лагере кормят.